s>Начиналось всё как весёлый дачный детектив. Герои отлично отыграли и как бы невзначай, перед финальной точкой, подсунули автору несколько занятных историй. С удовольствием добавил пару глав, немного «подкрутил» реальность, но детектив оскорбился, ушёл в коридор курить. Жаль, конечно, но кому он сделал хуже?
В мой рабочий кабинет подселилась остроумная, курящая толпа. Дамы были закованы в бриллианты с головы до ног. Мужчины их любили, многое им прощали, измены делали достойно, не снимая фетровых шляп.
Книга надулась, проглотила историю четырёх поколений за девяносто лет, возомнила себя энциклопедией. Новый жанр оказался снобом и великим кулинаром. Автор искренне полюбил его, и сюжет заиграл оттенками медового виски.
В стаканах гремел лёд, криком шипела забытая в углу бутылка содовой, и во время стандартного тоста я прозевал, как под шитый суровыми нитками корешок пролезли собаки и коты. Отлично.
Книга распалась на тома, главы устроили базар в оглавлении, моя рука потянулась к кухонному топорику, но истории братьев меньших были так хороши, так достойны пера, что выкинуть их не смог. Слава книжным богам – всех разместил, отёр сотый пот, но тут пришли вещи…
Пришли вещи, загалдели все разом, и в этой какофонии стоило большого труда призвать сюжетные линии к порядку. Уф…
В двух словах – это всё. Ах, да ещё дети. Когда они забегали в кабинет, дым от сигар улетучивался волшебным образом, на столе из самых крепких напитков оставался кофе.
Теперь точно всё. В итоге имеем семейную хронику с положительным героем и любовными фигурами сложнее треугольника. Удачи.
P.S. С вещами будьте поаккуратнее – опасные ребята.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЕНТЯБРЬ
О московских маршрутах
Авто подбиралось к Большому Устьинскому мосту с востока, чтобы потом, пройдя Москворецкую и Кремлёвскую набережные, сломать направо вверх перед Большим Каменным, прорваться по Моховой и Воздвиженке за Новый Арбат, за Никитский бульвар к тихим переулкам. Не самый короткий путь, но в Москве набережные за последний год стали так хороши, так замечательно отлакированы, что с майских дней авто приучено прокладывать по ним маршрут при любой возможности.
Ехать оставалось четверть часа, когда Андрею позвонила двоюродная сестра. После соплей и всхлипов стало совершенно понятно, что на линейку к сыну он не успеет, если вообще увидит своего сына сегодня, и что маршрут придётся менять, уходить по Яузской направо, на Солянку, к Китай-городу, крутиться на Лубянке в обратную сторону, подбираться к Ильинке, а Ильинка, скорее всего, уже перекрыта. Там машину оставить с водителем и к Биржевой бегом, чтобы успеть.
Авто затолкалось на тесных улицах, рвануло к новой цели с неохотой, но брюзжать в годовалом возрасте посчитало излишним. Маршрут перестроен без эмоций, только Ильинка сомнение вызвала – не перекрыта ли? Скоро узнаем. Лубянка, проскочили светофор, на Ильинку въезд не запрещён, ограничен сквозной проезд – после Большого Черкасского временный знак и машина поперёк улицы. Авто ещё в движении, а Андрей уже за бортом. Двумя пальцами придержал за дверную ручку, потянул, как дрессированного пса, за собой: «Будь поближе». Нет в просьбе ни упрека, ни раздражения, и авто урчит двигателем, тянется за своим хозяином. Государеву человеку с палочкой водитель придумал историю про ветерана, которого надо забрать из минфиновской поликлиники:
– Ветеран старенький, ходит плохо. Пропустите, пожалуйста, к девятому дому, там и место парковочное свободно. Спасибо за понимание.
Триста метров от угла до ямы на Биржевой. Несколько минут быстрой ходьбы. Андрей заблокировал номер сестры, чтобы не отвлекала, от шикарного сентябрьского солнца перешёл на чётную сторону в тень. У Дома с башенкой через проезд для грузовиков, мимо машины скорой помощи, вдоль забора с рекламой «Общества прекрасных поверхностей» прошёл семьдесят пять шагов. Здесь в заборе разрыв и трое в оранжевых комбинезонах закрывали его металлическими ограждениями, неспешно отделяя человек пятьдесят зрителей от ямы. Журналисты позировали послушным операторам. Одинокий милиционер, закинув голову, сиял застенчивой улыбкой, любовался висящими в небе квадрокоптерами. В самой яме на старинном парапете выстроились в ряд четыре человека. Они скованы наручниками между собой. Слева – бородатый мужчина и беременная женщина. Обоим за тридцать, в свободной руке у бородатого документ, свёрнутый в трубочку. Пара справа – высокий длинноволосый парень и семнадцатилетняя красотка. Возраст своей любимой племянницы Андрей знал точно, и его не радовало, что она опять с этим летящим полунаркоманом, которого сестра называет Патлатым, с которым Андрей уже беседовал, содрал на левой руке кожу. Маруся пристёгнута к Патлатому наручниками, через него имеет отношение к беременной дамочке и к Бородатому, который среди них самый взрослый и, возможно, оппозиционер. Ужасно.
На беременной женщине кофта крупной вязки и серая длинная юбка, через плечо перекинута дамская сумочка из дорогой коллекции, а Маруся,