краски. Наши души – его мольберт. Нами закручивают гайки и роют ямы. Мы исполняем его желания и закапываем свои мечты. Мы взрываем горы и роем под землёй туннели, прокладываем рельсы и летим в космос. И вдруг, в какой-то миг мы понимаем, что все мы в этом мире только чьи-то марионетки.
Мы не знаем, кто играет или управляет нами. Мы никогда его не видели, но чувствуем, что он есть. И наступает момент, когда он считает нужным напомнить о себе. И тогда искра, внезапно всколыхнувшая почти угасшее сознание, придаёт нашим эмоциям, нашему иллюзорному миру новые цвета. Тогда мы обретаем веру.
Одни называют его так, другие – эдак и все они не правы, потому что он не имеет имени, у него нет телесной оболочки, и он существует только в нашем сознании. Глубоко внутри. Там, откуда он возникает лишь тогда, когда все остальные цвета теряют смысл. И лишь вера оставляет людям надежду оставаться людьми даже тогда, когда быть ими страшно.
Она сидела с привязанными ногами верёвкой к металлическим стойкам стула настолько плотно, что кожа, такая нежная на щиколотках, посинела. Вздулись вены. Если бы не видеокамера напротив, давно-бы потеряла сознание и упала на бетонный пол, глубоко в душе надеясь умереть раньше, чем из неё выдавят хотя бы ещё одно слово. Перед ней стоял стол, на котором лежала ручка и лист бумаги, девственно чистый, как ворота в рай. Пальцы левой руки были сломаны, но боль была уже не такой острой, как вчера. Скорее нудной, как осенний дождь, который она так любит.
Бетонный куб с металлическим стулом, на котором она сидела, стол перед неё и четыре человека, один из которых стоял за спиной, представлялся ей тем самым ужасом, к которому её готовили долгие три года, но она не могла перебороть свой страх перед застывшей перед глазами картинкой. Её взгляд, царапающий стены и людей, стоявших за границей света, был полон страданий и боли и не будь внутреннего стержня, всё ещё поддерживающий сознание, её тело давно рассыпалось бы на атомы. Именно этот стержень не позволял ей умереть.
Сколько времени она находилась в этом склепе, уже и не помнит. Может день, может два. В голове все перемешалось в единый клубок боли ярко красного цвета. Пронзительный свет, бьющий в лицо, выдавливает прозрачную слезу из окровавленных глаз, которые почти не видят. Гематома невыносимого страдания, смешанная из жёлтого, красного и черных красок, на левой части лица, расползлась по коже, напоминая священную гору Фудзияму. Отчего люди перед лицом кажутся смазанными, словно смотришь на них сквозь стекло, по которому ползут капли дождя. Или крови.
Серые стены каземата давят на сознание, но ей уже все равно, потому что воля, на которой держалась её душа, растворилась с первой каплей пентоната натрия, проникшего в кровь. Сопротивляясь сыворотке всеми силами, она старалась сохранить в сердце то, что считала важным. Любовь.
– Ещё три имени, – голос за линией света был настойчив, как голодный пёс, иногда вкрадчив, как патока, иногда груб, как бита для бейсбола. Голос проникал в сознание, мешая отделить реальность от вымысла. Правду от лжи. Она теряла сознание и приходила в себя под его звучание. Сутки без сна. Хриплое дыхание и боль от сломанного ребра мешали думать рационально. Значит, они знают, сколько их должно быть. Откуда они могли узнать?
Проговорилась…
Она медленно вывела два имени каллиграфическим почерком. И замерла, сжимая рукой перо. Ещё не осознавая, что её уже «сломали» используя самые изощрённые для этого способы, она «поплыла», чувствуя, как единственное дорогое и важное в её жизни, распадается на молекулы, оставляя одну бесцветную реальность.
– Ещё одно имя.
Они встретились летом в день, когда шёл дождь. Церковь, откуда она вышла, поминая мать и брата, безвременно ушедшими в начале века, стояла в одном из тихих уголков Москвы. Почти в самом центре столицы, о ней мало кто знал и лишь самые преданные ставили там свечи.
Он стоял к ней спиной, но она сразу обратила внимание на его плечи. Затем медленно повернулся к ней лицом и она, пряча взгляд, пронеслась мимо в надежде, что ему хватит решимости подойти. Тогда они почти встретились взглядами. Почти… Но он даже не отреагировал, словно увидел перед собой пустое место. Она, скрываясь от разогнавшегося ливня, скрылась под зонтом, заметив его за спиной, но и тогда он не проявил к ней интереса.
Пару раз она высматривала его за спиной думая, что он пропал, но когда вновь видела его сзади, отставшего на несколько десятков метров, догадываясь что он идёт в туже сторону в направлении к метро Арбатская. Когда он перешёл на противоположную сторону дороги, она вошла с магазин, пытаясь выкинуть его из головы, и спустя десять минут, на выходе уже его не увидела и разочарованно поймала такси, которое и довезла её до дома.
И каково-же было её удивление, когда она скорее почувствовала, чем увидела его за своей спиной.
– Имя, – резкий, как удар хлыстом, голос вырвал её из воспоминаний, швырнув в реальный мир.
Она вздрогнула и подняла глаза пытаясь осознать пагубность ситуации, не предвещавшей ничего хорошего. Время её пути истекало.
– Где мои очки? – с трудом размыкая разбитые губы, произнесла она чужим, немного отстранённым