своей сфере. Они вместе читали, вместе играли, вместе учились.
Ирина переспрашивала их уроки, объясняла более слабым то, что они не запомнили или не поняли в классе, и в скором времени стала общей поверенной и любимицей. Федотов серьезно заявлял в учительской, что теперь у него прямо духу не хватает ставить дурные баллы детям, до того эти несчастные двойки огорчают бедную Фомочку и такой у нее всегда при этом убитый и печальный вид.
Но зато когда во время урока все шло хорошо и гладко и ее класс отличался, подвижное личико Ирины так и сияло горделивым восторгом. Учителя в таких случаях с особенным удовольствием выставляли в журналах огромные жирные размашистые пятерки; а со скамеек учениц к ней обращались торжествующие взгляды детей, на которые Ирина в свою очередь, конечно, также отвечала радостной и сочувственной улыбкой.
Неделю спустя после своего первого неудачного урока в присутствии молодой девушки Антипов снова входил в класс. (Он уезжал на несколько дней по личному делу из города, а временно его заменяла Клеопатра Сергеевна.) В ожидании повторения скандала Щелкунчик уже заранее напустил на себя как можно более грозный вид; но на этот раз он был поражен необыкновенной тишиной и порядком во время урока и изумительным вниманием, с которым его слушали ученицы. К тому же все дети не только запомнили и прекрасно понимали его сложную арифметическую задачу, но, что гораздо важнее, могли также и вполне сознательно и точно объяснить ее.
Этого Антипов никак не ожидал, и недоумевающий взор его с удивлением переносился от одной скамейки к другой. Случайно, впрочем, а может быть, и не совсем случайно, взглянув в сторону новенькой классной дамы, Щелкунчик вдруг понял, в чем дело, и голубые навыкате глаза его теперь не только с восхищением, но и глубокой признательностью остановились на Ирине.
– Барышни, вы замечаете, как он все время глядит на Ирину Петровну? Он, наверное, уже по уши влюблен в нее! – тихонько шептала Кошкина своими соседкам.
На этот раз, однако, симпатии пансионерок были всецело на стороне Щелкунчика; они готовы были простить ему все его прошлые прегрешения и даже непозволительно огромный рот только за то, что он разделял, как казалось детям, их восторженное поклонение перед общим кумиром класса.
– Господа, давайте теперь и Щелкунчика обожать; не нужно больше изводить его, – предложила Кошкина. – В следующий раз я положу на кафедру мой собственный карандаш и куплю ему новую вставочку; необходимо только покрасивее выбрать, с каким-нибудь цветочком, я думаю!
И на последней скамейке между главными почитательницами Ирины было твердо установлено отныне обожать Щелкунчика. В доказательство этого они решили поочередно подносить ему во время урока красивые вставки и непременно обматывать куски мела разными пестрыми бумажками в виде хорошеньких юбочек.
Как только Антипов вышел из класса, ученицы немедленно обступили Ирину, желая, как и всегда, сейчас же поделиться с ней своими впечатлениями.
– Душечка, Ириночка Петровночка! –