переставали вытекать.
– Пусть я пропойца. – шмыгнув носом всё-таки решил ответить Аек – Пусть я воняю хуже, чем свинарник. И пусть я готов по локоть в дерьме, чистить стойла, за медяк. Но я никогда, слышишь, никогда, разорви тебя Аада, не бежал с поля боя. Я бы умер сражаясь, но такого шанса мне не предоставили мои противники. Да лучше сгнить в канаве, да что угодно лучше, чем стать самым известным трусом в мире!
– Тебя там не было! – не сдержавшись ударил кулаком по клетке Крамер – тебя там не было. И ты не видел того, что видел я – устремив взгляд в свои колени проговорил он.
Скрип колёс разрезал острым ножом тишину молчания. Успокоившись немного Ксимун всё-таки, решил продолжить.
– Их было слишком много. Не было ни шанса на победу. Вот скажи мне Блаттос. У тебя когда-нибудь, бывало, такое ощущение что, убивая своих врагов их количество не уменьшалось, а построения не редели, а скорее даже наоборот. Знаешь как в старых приданиях, отрубаешь голову, а на её месте вырастает две. И так до бесконечности.
– Да нет. Я за раз разрубал топором по трое, и они уж точно более не поднимались. – хихикнул Аек продолжая терроризировать флягу.
– А мне в тот момент было вовсе не смешно. Тогда, в битве при реке Кельме меня поглотило это ощущение. Я резал и сёк всякого кто приближался ко мне, но они будто бы вырастали из-под земли, снова и снова.
– И что даже? Самый лучший фехтовальщик не смог совладать с ними. Тебя ведь, на сколько я знаю, признали первым мечом западных земель. Даже ходили слухи, что ты одолел в дуэли непобежденного ни кем на тот момент принца Зе’Эрда третьего.
– Его и пять его лучших учеников – едва скрывая гордость поправил Крамер.
– Что? – Поперхнулся Аек после очередного глотка.
– Это правда была не совсем дуэль. Я спарринговал с Зе’Эрдом и пятью его лучшими мечниками, одновременно. Они пытались даже нападать разом, но так и не смогли поразить меня. И да, сколь бы я не был мастеровит, в тот момент этого было недостаточно. Не важно, как ты хорош в искусстве убийства, прежде всего ты остаёшься человеком. Я не жалуюсь на свою выносливость. Но в тот день, мне казалось, сражение не закончится никогда. Подкрепление противника всё прибывало и прибывало, в то время как ряды моих сослуживцев таяли на глазах. Нас осталось совсем мало. Я бился столь долго, насколько позволяло моё тело. Сбился со счета убитых мною после того, как перевалило за вторую сотню. Я сражался до тех пор, пока мог поднять свой меч. Но силы покидали меня. Руки уже не слушались. И когда поймал себя на мысли, что рука не может уже держать клинок, не то чтобы поднять его. Я вспомнил Эриду, Ливиану и Ена. Это мои жена и дети. Меня хуже меча ранила мысль о том, что больше никогда их не увижу. Что вот так просто сгину здесь и всё. Даже не попрощавшись с ними. Никогда больше не обниму своих малышей, не поцелую свою ненаглядную. Руки безвольными плетьми висели и отказывались слушаться, уронив свой именной меч я, что осталось сил побежал к реке. Я слышал, как позади кричали мои товарищи. Они выкрикивали моё имя, а потом захлёбывались собственной