свитер, брюки, пиджак, рубашка.
– Деньги!
Он пересчитал деньги, записал в бланк, дал расписаться. И положил в стол.
– Квитанцию вам принесут. – Он показал на дверь: – Пройдите туда!
В маленькой каморке Сашу поджидал обрюзгший заспанный толстяк в штатском.
– Раздевайтесь!
Саша снял пальто и шапку.
– Ботинки снимите!
Саша снял ботинки и остался в носках.
– Выньте шнурки.
Толстяк положил шнурки на стол и показал в угол.
– Станьте!
В углу стояла планка с делениями для измерения роста. Толстяк надвинул Саше на голову движок и громко, для того, кто сидел за стеной, произнес:
– Сто шестьдесят семь!
Потом пощупал Сашино пальто и шапку, ножиком вскрыл подкладку, пошарил там, положил на деревянную скамейку, кивнул на костюм:
– Снимите!
Саша снял пиджак.
– Все снимите!
Саша остался в трусах и майке.
Толстяк прощупал брюки и пиджак, вскрыл подкладку, распорол отвороты брюк, вытащил ремень, положил рядом со шнурками, а пиджак и брюки бросил на скамейку.
– Откройте рот!
Приблизив к Саше заспанное лицо, он осмотрел рот, оттянул губы, посмотрел, не спрятано ли что за губами или между зубов. Потом кивнул на майку и трусы:
– Снимите!
Толстяк искал татуировку, шрамы, следы ожогов или ран, но не нашел.
– Повернитесь!
Саша почувствовал на ягодицах холодное прикосновение пальцев…
– Одевайтесь!
Потом, поддерживая рукой брюки без ремня и хлопая спадающими ботинками, Саша в сопровождении конвоира шел короткими коридорами, поднимался и опускался по лестницам, обитым металлической сеткой, конвоир стучал ключом по металлическим перилам, скрежетали замки, кругом были мертвые камеры и мертвые металлические двери.
В одном коридоре они остановились. Ожидавший их надзиратель открыл камеру. Саша вошел. Дверь захлопнулась.
14
Как того требовал Сталин, четвертую домну задули раньше срока, тридцатого ноября, в семь часов вечера, при тридцатипятиградусном морозе. Марк Александрович мог уехать, только будучи уверенным, что с ней не повторится катастрофа, происшедшая с первой домной, тоже задутой в мороз. Поэтому он отстал от областной делегации и выехал в Москву двадцатого января.
Служебный вагон уже прицепили к паровозу, снегоочиститель ушел вперед. Ветер свистел, наметая сугробы, раскачивая редкие тусклые фонари – станция и город на ограниченном лимите электроэнергии, она нужна на заводе, там, где плавят металл.
В маленьком домике вокзала у голландской печи собрались работники заводоуправления, приехавшие с делами, которые готовятся задолго до отъезда начальства в Москву, но заканчиваются в последнюю минуту. Вслед за Марком Александровичем они вошли в вагон в мокрых валенках, в галошах, шапки и воротники в снегу, к неудовольствию проводника, отряхив