зачем ему точить острый ножик? Вот дурак-то! Он что, с одним ножом супротив самого Кощея идти собрался?
Вздохнув, Василиса смахнула с подоконника снег и постучала кулачком в распахнутые деревянные ставни:
– Эй, Вань! Ты дома, что ль?
Парень дёрнул рукой и поспешно сунул палец в рот: видать, порезался. Затолкав нож под лавку, он с недовольной миной высунулся в окно и хмуро вопросил:
– Чего тебе?
– Да вот, просто захотела проведать, как ты, – Василиса пожала плечами. – Даринка извелась уже, все глаза выплачет скоро, а тебя всё нет и нет. Где тебя вообще леший носит? Нет бы пришёл, ободрил, утешил…
– А толку-то от моих утешений? – потупившись, пробасил Ванюшка. – Нешто от них завтра Навий день не наступит и Кощей в Дивнозёрье не явится? Уж лучше я хорошенько подготовлюсь к встрече. Чтобы, так сказать, с распростёртыми объятиями…
– Ты хотел сказать «во всеоружии»? Ага, от меня можешь ножик не прятать, я всё видела, – Василиса поплотнее закуталась в шубейку: на грани зимы и весны ветры были особенно злыми. – И вот что я, дружок, тебе скажу: глупость ты замыслил несусветную. Он же ваще совсем Бессмертный…
– Да мне не для этого, – Ванька не поднимал глаз и избегал смотреть ей в лицо. – Даринка сказала, мол, ни за что не пойдёт за навьего князя, уж лучше смерть, чем быть Кощеевой невестой. И попросила меня… ну, ты понимаешь.
Он запнулся, всхлипнул и закрыл лицо руками.
– Да ты бражки уже накушался, что ли? – Василиса шумно втянула носом воздух. – Как тебе только такое в голову пришло, пьянь?
– Дык не мне, а Даринке, – всхлипнул Ванюшка. – Я ей сразу сказал, мол, не смогу, хоть ешь меня, хоть режь. А она мне: ежели и правда любишь – сможешь, – и глазами на меня так – зырк! И вот что теперь мне прикажешь делать? Я с самого утра ножик правлю да бражку пью… А к Даринке не иду, потому что мне ей в глаза посмотреть совестно. Я же обещал оберегать её ото всех напастей, в горе и радости рядом быть… Хорош же защитничек, а?
Василиса едва удержалась, чтобы не потрепать его по льняным кудрям: очень уж ей захотелось Ваньку утешить. От досады что-то защемило в груди, и тяжёлое дыхание вырывалось из груди вместе с паром: ей и парня было жалко – ведь понапрасну же себя изводит, – и сестрицу Даринку, так некстати попавшуюся Кощею на глаза… вот только себя Василисе было ещё жальче. Потому что ни один человек не заслуживает этой невыносимой муки под названием «безответная любовь». А ещё ей очень хотелось извиниться перед деревенскими за то, что накликала беду на Дивнозёрье, да только бабка Ведана велела молчать, так что Василиса не могла даже душу никому открыть.
– Ты, Ванюша, ложись-ка лучше спать, – она через силу улыбнулась. – Вишь, солнце уже к закату клонится, а старики всегда говорят, что утро вечера мудренее. Я тебе травку наговорённую дам. Заваришь её перед тем, как почивать отправиться, чтобы сон тебе приснился вещий. Глядишь – так и узнаешь, как Кощея одолеть.
– Правда? – Ванька поднял лохматую голову и поглядел на неё с такой надеждой,