о, многое, не устраивало меня, но в целом биение сердца Родины совпадало с ритмом моего собственного сердца, требуя только преданности.
Аритмия в жизни страны началась, наверное, уже давно, но я в своей счастливой занятости почувствовал ее системность лишь с начала 80-х годов. В обществе и партии появилась какая-то духота, приостановилось движение, словно в родниковой воде появилась примесь отравы. С этого времени и началась эта моя хроника, хроника прозрения. Оно происходило постепенно и трудно.
Из разрозненных наблюдений, рождавших нарастающую тревогу, складывалась доказательная диагностика перерождения, злокачественного процесса, поразившего страну. Я – врач. И хроника эта – в сущности– дневник истории болезни. Только пациент особый – Родина.
Быть коммунистом, когда народ в массе своей живет хорошо, – несложно, оставаться коммунистом, когда народ бедствует и корчится в рыночных муках, гораздо труднее. Многие за эти годы оставили свое советское прошлое без сожаления, погрязнув в заботе о своем кармане, многие отошли, ослабли, потеряли ориентиры. Нас, коммунистов, немного осталось. Тем каждый нужнее.
Кому этот дневник? Тем, кому больно видеть происходящее, тем, кому нужно помочь разобраться, тем, кто может быть полезным в борьбе за власть трудящихся.
Приведенные ниже строки из писем, дневниковых записей и других документов сохраняют подлинность текста своего времени.
Часть 1
Начало болезни
Восьмидесятые годы – 18 августа 1991 г
Редкие заметки этого периода времени сохранили нестройный ряд наблюдений, которые, тем не менее, обнажали несомненные симптомы болезни общества и власти.
1985 г
Статуправление привело данные о самом высоком уровне рождаемости в СССР за послевоенные годы: 5 мл», человек. У младшего брата Володи в Рязани 7 детей – от 2 до 18 лет. Семеро по лавкам… Зато 5-комнатная квартира с четырьмя лоджиями, двумя туалетами. После многих обращений распорядился выделить ее Л. И. Брежнев. Ребята замечательные, да деньжат бы побольше. Мать – дворник и лифтер, а сам он – психолог детдома. Правда, дотации на детей платят регулярно, да каждое лето всем им дают бесплатные путевки в пионерские лагеря. Старшие ежегодно умудряются ездить то в Крым, то в Ленинград, то в Москву. Они у него все музеи обошли.
Поездка Горбачева в Англию. Здоровенький такой, кареглазый, говорит без бумажки. Так и пружинит, так и пружинит. Еще Брежнев сказал о нем: «Торопится…». Но как-то непривычно и неприятно видеть Генерального секретаря ЦК КПСС буквально в объятиях Тетчер. Светское заслонило советское.
40-летие победы над фашистской Германией. Ветеранов еще много. Воспоминания, воспоминания. И по радио, и по телевидению, и в разговорах… На скамейке в парке: «Зимой в Сталинграде над Волгой на таран пошел. Сбил фрица. И себе все зубы выбил. Чуйков, наблюдавший за воздушным боем, поинтересовался: «Руки, ноги целы?» Узнав, что целы, но голова ранена, к Герою представил и в артиллерию определил. Так всю войну потом с пушками и прошел».
Постановление ЦК о борьбе с пьянством и алкоголизмом приобретает на практике абсурдный характер. Срочно, без экономических обоснований закрываются заводы, вырубаются виноградники. Слезы будут вместо армянского коньяка, когда-то любимого Черчиллем. Плантации «Массандры» – под бульдозер, «Советское шампанское», «Черный доктор», «Мускат красного камня», «Кокур», «Херес» – все это скоро будет в прошлом. Труд сотен тысяч виноградарей, их соленый пот, их творчество оказались не дороги ЦК, в составе которого уже десятки лет нет ни одного рабочего и крестьянина. Говорят, главный виноградарь «Массандры» покончил с собой, видя, как умирает его лоза. Идея борьбы с пьянством превратилась в идею борьбы с виноградарями…
На парткоме при обсуждении этого вопроса я с огорчением произнес: «Жаль, что шампанского теперь не будет…». Замполит с красным носом, выпивший за свою замполитскую жизнь много водки, угрожающе произнес: «Вы что, против решения партии?!» Я возразил: «Хорошо ведь в компании. Не за огонь люблю костер, за тесный круг друзей». Он меня не понял.
Апрель. Лечу на Кавказ. Подо мной – снежная пелена, а сам я – как фантастически легкий лыжник. Посадка в желто-голубой Астрахани – снега нет. Волга без льда, желтый песок струится по бетонке, голубые ветры.
Дальше с высоты 5000 м белые сугробы Кавказских гор – царство Рериха. Летим над Каспием. Корабли миллиметровой величины. Весь Дагестан па виду.
В Баку – резкие контрасты: говор, гримасы, прически, походка. Толстые, как тумбы, милиционеры-регулировщики. Худые, со стоптанными ботинками рабочие в кварталах Черного Баку. Расслоение народа на очень богатых и очень бедных. Богатством, которое не заработано, кичатся. Это режет глаз. Все полно потребительских претензий. Кудрявые короли посреди грязи. Однако видно, что кое-кто работает: качалки мерно качают нефть… Над городом дымка. Запах бензина и газа всюду, даже у моря. Набережная просторна и пустынна в эту пору. Ветер. Фонтаны. Зелень газонов. Чайки над парапетом. Удивительное дело – чайки смеются-таки. Прогулочные