смотрел по сторонам.
Ему ужасно не нравилось, когда Паолина грустила, или сердилась, или отчаивалась, или – вот как сейчас! – чувствовала всё и сразу.
– Хорошо, – сказал папа. – Нет так нет.
Он намазал любимым паштетом Паолины два куска хлеба, сложил их вместе и убрал в контейнер. Ещё внутрь отправилась пара кусочков морковки, а рядом с контейнером примостилась бутылка с яблочным лимонадом.
Паолине показалось, что папа немного обиделся на неё, но она ничего не сказала. Вечно эти взрослые болтают! Болтают и ничего не делают.
Вот только когда Паолина грустила, всё вокруг начинало происходить ужасно медленно.
Тем временем папа принёс из комнаты Паолины небесно-голубой рюкзак с бирюзово-морским отливом и положил в него контейнер со школьным обедом и бутылку с яблочным лимонадом.
Папа уже собрался и стоял в коридоре. В одной руке бренчали ключи от машины, а пальцы другой барабанили по комоду.
Дзынь-дзынь-дзынь!
Тук-тук-тук!
– Маме очень нравятся хомячки, – Паолина решила попробовать ещё раз.
– Так-так… И когда же она такое говорила?
– Не помню, – пробормотала Паолина. – Кажется, позавчера или около того.
– Или вообще лет семь назад, – заявил папа.
Пф!
– Но я же тогда ещё не родилась! – возразила Паолина.
Пусть папа не думает, что ему так просто удастся обвести её вокруг пальца!
– Ну хорошо, – сказал он, бросив взгляд на свои наручные часы. – У нас осталось ещё двенадцать минут.
– Не успеем, – почти радостно воскликнула Паолина.
– Спорим? – спросил папа.
Одним движением он застегнул молнию на куртке Паолины, схватил её рюкзак, её саму и бегом бросился к входной двери.
День домашних животных
Едва очутившись на улице, Паолина начала что есть сил вырываться.
– Поставь меня на землю! – прошипела она. – Я и сама могу бежать!
– Знаю, – ответил папа. – Побежишь со скоростью улитки назад в сторону дома.
– Но мне же обидно! – захныкала Паолина.
На них и так смотрела вся улица. Например, госпожа Рёзель. И промчавшийся мимо мужчина в распахнутом пальто и в костюме, с обвивающим шею на манер шарфика галстуком. Тот точно смеялся до слёз!
– А мне нет, – ответил папа. – Хотя я ничего не могу поделать с тем, что у меня до ужаса обидчивая дочка, которой вообще-то уже шесть лет. Она уже и в школу ходит, и писать скоро научится, а всё равно ведёт себя так, будто только пошла в детский сад.
Вот как! Да ничего обиднее Паолина в своей жизни не слышала! В ближайшую пару сотен тысяч лет она точно ему этого не забудет, даже если они за это время умрут раз так двадцать.
С этого момента она папе больше ни слова не скажет! И, уж конечно, не станет его обнимать и целовать!
Всю дорогу в машине она молчала.
И продолжала молчать до самой двери класса.
И даже слушать