полная потеря памяти. Постепенно я восстановился, занимаясь обычными делами, только иногда, удивляя себя и знакомых. Правда отца я так и не вспомнил. Не смог. Знаю только то, что мама рассказывала мне о нем. Печально, но, в связи с потерей моего отца, мама, как она пояснила, решила уничтожить любое напоминание о погибшем супруге, только бы не умереть от горя и найти силы, чтобы жить дальше ради меня, ради нас обоих. Иронично, но теперь у сына хобби фотография. Есть десятки фото чужих отцов, кроме родного. Я лишь могу догадываться о том, как он выглядел, смотря на себя в зеркало. Мама говорит, что мы похожи. Бывает я сильно злюсь на неё. До сих пор не могу понять, как можно было не сохранить хотя бы одного снимка. Но с осознанием приходит и понимание – я не был в ее положении. Похоронив мужа, будучи одна с сыном, потерявшим память, она потеряла всякую уверенность в завтрашнем дне. Поэтому и приняла решение сохранить лишь в сердце память о прошлой жизни. Однако даже увидь я его изображение, это не решило бы одну большую проблему. Я вообще не знаю, что значит иметь отца…
Конечно, профессор Гарольд многое сделал для меня того, что обычно делают отцы для своих детей. Давал советы, обучал, помогал ставить верные цели и достигать их, выслушивал, находился рядом, когда я остро ощущал потребность в отеческом наставлении, будучи восемнадцатилетним юношей, не зная, как жить дальше и часто задумываясь "А стоит ли жить вообще?". Он не раз поддерживал морально и денежно, когда мама болела. Я испытываю сильные чувства привязанности, благодарности и глубокого уважения к этому человеку.
Бывали моменты, в которых, я даже искал внешние сходства с нами. Ловил себя на мысли, что я думаю о нём как о том, кого хотел бы видеть в роли отца.
Порой это очень угнетало. Ведь заменить, а, точнее, восполнить пропасть в душе, связанную с тем, что я забыл настоящего отца, никто не сможет. То, что он не просто ушел от нас, а я сам забыл, не даёт мне покоя. Пока я не вспомню его, не найду успокоения. Буду страдать от того, что не знаю, как это, когда отец учит первый раз бриться, как это, когда он играет с тобой в футбол, я не знаю, как это видеть маму и папу вместе. Хотелось бы знать, как он учил меня всему, что я сейчас с лёгкостью делаю на турнике. Ничего из того, что мог знать об отце, не помню! Больнее всего в этом положении – это слушать рассказы мамы о нём, о его порой героических поступках. Сейчас мама понимает, что погорячилась, выкинув все снимки, но прошлого не вернуть.
Почти два часа измываний над собой в сопровождении воспоминаний немного отвлекли меня. Джерри так и просидел все время, не двигаясь, лишь наблюдая. А я так и не заговорил с ним. Правда того, что Её – нет, продолжает преследовать и никакой спорт, никакая даже самая изматывающая меня тренировка не избавит от ужасной действительности.
Я могу лишь брать под контроль эмоции, но сердце не могу заставить не любить ту, которая снится вот уже семнадцать лет, из месяца в месяц, из года в год, каждый раз напоминая о себе, не давая забыть её вены на шее, её воздушный, родной такой образ. Испытывает, издевается надо