как медицинскую карту его анамнеза.
Спиральный перелом – жуткая штука.
Перси бубнит, а я словно наяву вижу, как расходится кожа, выпуская наружу ослепительно белый обломок кости. Помню шок, от которого мои чувства отказываются видеть, слышать, чувствовать. Кровь – брызнувшая фонтаном, ручьем стекает вниз, пачкая одежду. Моя рука немеет, а я хочу умереть. Сразу. Бледная, не желающая понимать, почему небо не вняло моим мольбам и не отправило меня за грань и – боже-боже-боже я не смогу вынести эту боль!! Я опускаюсь на холодный пол в примерочной кабине торгового центра. На белых плитах в углу прилепился чей-то черный волос – длинный, прямой.
Боль накрывает меня бетонной плитой. Давит, сминая внутренности. Врывается внутрь, заполняя каждую мою клетку настолько, что непонятно – как она во мне помещается? Рядом, за дверцей меня ждет Перси, но я не кричу. У меня не хватает сил, чтобы кричать. Они все уходят на то, чтобы держать окровавленную руку. У меня в горле ужас, крик застревает в животе. Сердце трепещет, в ушах гул. В глазах красная кровь и белый обломок кости, до отстраненности острым зубцом вскрывающий мою кожу. Мне хочется запихнуть его обратно, но я до запредельной жути боюсь к нему прикоснуться. Я почти кричу, почти теряю сознание. И даже не догадываюсь что там, внутри меня прячется еще один обломок кости.
От воспоминаний меня трясет. Так сильно, что ходит ходуном стул подо мной, дрожь отдается в стол. До Перси, наконец, доходит. Он отбрасывает статистику, падает передо мной на колени. Его руки сжимают мои – испачканные в крови.
– Девочка моя, ну же, Герти. Делись, – шепчет он.
И после недолгих колебаний я делаю то, что отличает меня от всех остальных – включаю Перси в свой космос. Чтобы он почувствовал то же, что и я. Губы его белеют, в глазах стоит отражение моей боли.
Я – экспант. Большая редкость для нашего мира. Человек, способный транслировать свои эмоции. По крайней мере, меня с рождения уверяли, что так и есть. Потому что я – неправильный экспант. По идее, мне должно становится легче, просто обязано. Но я не испытывала облегчения никогда. С самой первой маминой просьбы «лучше бы уж у меня болело, тем у тебя!». Лучше не получилось – мы болели вместе. Чувство вины не позволило мне открыть правду. Я уверяла родителей, что мне становилось легче. Страшно было признаться, что я просто заставляю их страдать.
Вместе со мной.
С тех пор я вру.
Экспанты обязаны становиться на учет. Приравненные к оружию немассового поражения, они получают дополнение к оригинальной версии БИЧ – «Домового». Ту же программу, которая встраивается и заключенным, нарушившим закон. «Домовой» контролирует каждый шаг экспанта. Чтобы в случае несанкционированного выброса блокировать ментальный канал. Пожизненно ходить с контролером в голове – такой судьбе не позавидуешь. Мои родные сохранили тайну и оградили меня от участи подопытной свинки, которой не позволено и шагу ступить без санкции сверху. Где за любым неповиновением сразу следует наказание – болевой шок.
Я – не зарегистрированный