виски. Около четвёртой части содержимого уже не было. Я решил целенаправленно игнорировать нетрезвое поведение Василия Петровича и Михаила Николаевича. Всё равно из споров и ссор ничего хорошего бы не вышло. В котелок я положил гречку, поставив металлическую кружку на таганок, решил вскипятить воду для чая.
– А ты че, пить не хочешь? – спросил меня Михаил Николаевич. Честно сказать им, что пить в их компании, да еще и в таких количествах мне не хочется, я не дерзнул.
– Я в походах не пью, – ответил я, хотя в рюкзаке у меня тоже была небольшая бутылочка виски, 0,25 литра.
Вечер был предсказуемым. Михаил Николаевич и Василий Петрович пили, а я приносил им то колбаски, то буженины, то еще чего. При этом половина приготовленной мною яичницы не было съедено. Очень сильно охмелев, Михаил Николаевич отправился спать, дав мне указание убрать последствия их застолья. Собрав остатки еды, я закрыл их в ящики. Избавляться от яичницы было жалко, но выбора у меня не было. Тогда я ещё не знал, что выбрасывать еду в тайге рядом с лагерем очень опасно, ведь в наших лесах хищников крупнее волка не водилось, да и сами волки встречались очень редко.
3
Утро началось с капризного крика Михаила Николаевича:
– Жрать хочу!
Я вылез с палатки. В тайге царствовало утро. Воздух был свежим и прохладным, редкий ветерок чуть покалывал щёки, небо ещё местами было нежного розового цвета. Я вылез из палатки.
–Чего изволите? – я зевнул. На удивление спутники проспали недолго, видимо, организм их был привыкший к подобным пьянкам.
– Яишенку. Только с буженинкою!
Пока я жарил, Михаил Николаевич и Василий Петрович продолжали медленно, но верно опустошать бутылку виски. Поставив сковородку с ароматной яичницей на стол, я спросил:
– Не рановато ли?
– Не тебе меня учить! – прохрипел в мою сторону Михаил Николаевич. Я не хотел влезать в передряги, но внутренний мой голос не мог вытерпеть такого отношения.
– Учить поздно, а бить – не педагогично, – сказал я, и ответ мой меня устроил.
Михаил Николаевич запыхтел, лицо его стало ещё более красным, а я победно улыбнулся, лишь слегка.
– А в рыло? – слова Василия Петровича прозвучали особенно дерзко. И до этого речь моих горе-собеседников не отличалась особым уважительным тоном, но эта фраза прозвучала более обесценивающе и неприятно. Вот такого я не потерплю, и свой внутренний голос сдерживать не стану.
– А вы себя сами бить будете? – слово «рыло» однозначно подходило больше не мне.
Последовала многозначительная пауза.
– А ты дерзкий, щенок! – голос Михаила Николаевича немного смягчился. Я видел, как напрягся Василий Петрович, как охотничья собака, готовая наброситься на жертву по одной лишь команде хозяина. – Мне нравятся дерзкие.
От его слов легче мне не стало, зато я четко понял, что нянчится с ними не собираюсь и за себя постою. Если раньше я верил в спокойный исход событий, теперь, когда истинные натуры спутников начали проявляется,