не умея догнать ни того, ни другого. Это включился в диалог образов и действий то ли верховный римо-эллинский Бог Юпитер-Зевс, то ли бессмертный вестник Небожителей, покровитель путников и торговцев Меркурий-Гермес. Они оспаривали друг у друга право быть опекунами жидких небесных осадков2.
Дождь, однако, не был колючим – он был тёплым, мягким и ласковым, как пух или прикосновение рук матери. Ладони родительницы всегда теплы и ласковы, даже если замёрзли и остыли, даже если обе они в грубых затвердевших от тяжёлой и изнурительной работы мозолях.
Подул тёплый ветер. Деревья, отзываясь на сексуальные домогательства атмосферы, что-то шёпотом залепетали своими устами-листьями: на самом деле им было приятно, они жаждали этой влажной освежающей ласки.
Чибисы3 стаями поднялись над дальней дубовой рощей и с диким криком заметались по небу.
С откоса покатились ручьи. Упала молния в ручей – вода не стала горячей, но озеро забулькало, запузырилось, забурлило, расплескалось в шумном беге. Разряд перуна, изламываясь между туч, вторично раскроил небо напополам, изрыгнув и расплескав вокруг себя потоки света и блеска.
Суровая лепота. Щемящая красота. Нещадная естественность.
Грянул гром, но никто не перекрестился, ибо этот ритуал был присущ только нечестивцам. Вокруг загрохотало таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку.
Сердца двух наших героев ещё до небесного громыхания слились в протяжный вой, и это единое сердце забилось так сильно, что неровный стук его не был заглушен даже Божественными водоизвержениями.
Однако дрожь прошлась по телам подростков и волосы взъерошились на их головах.
Пацаны в своё время напитались от матерей не только грудным молоком, но и множеством легенд и мифов Древнего Рима и Греции и ещё не успели разувериться, разочароваться в детских сказках, баснях, небылицах и страшилках (на ночь), поэтому сейчас задали стрекоча, сверкая грязными босыми пятками. Разбежались по домам в предчувствии «чего-то предстоящего». Задаваться вопросами о том, как найти смысл до своего возвращения обратно в природу, им по возрасту было ещё очень и очень рано. Подрались, помирились – и ладно. Обычное дело – как рано утром воды в роднике хлебнуть или в туалет сходить.
Кругом не осталось ни одной живой души – все взрослые и дети уже и раньше рассредоточились, рассеялись, расселись по своим сельским норам. Притаились там и молились Юпитеру и Пантеону Богов. Впрочем, многие молились Зевсу, Олимпийцам и/или местным Небожителям и Божкам – Балканы ещё не были полностью ассимилированы и романизированы.
Дождь быстро закончился, а жизнь… только начиналась. Ночная.
Глянули звёзды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру. Человечество любит смотреть в небо на звёзды порой больше, чем себе под ноги.
*****
…Ходили странные слухи, что вечерами и ночами захудалая деревенька Будалия обращалась во вполне приличный этнографический