мести поработителям и растлителям ее народа, ненависти к тем, кто погубил в пьянстве его мужчин, увез в города его детей и, главное, продолжает эту колонизацию…
Тая давно уже расположила к себе французов мнимой открытостью и беззащитностью, а еще – рассказывая об унижениях, которые ее народу причинил и причиняет «старший брат». Сама Тая была и вовсе неразборчива в связях с мужчинами, но ей хватило трех корявеньких английских фраз, чтобы намекнуть Филиппу Леру о случившемся между Анной и Приходько той новогодней ночью.
Да и бог судья, обиды на нее у Анны не было, ей все равно было жалко Таю. Та ведь и хотела, чтобы все ее жалели. Да и черт с ним, с Филиппом, скоро уж насовсем уедет в свой далекий европейский рай.
– Что-то не идет к нам весна нынче, а? Опять тридцать семь на дворе. – Приходько тряхнул енотовым ухом.
– Не отвлекайте. – Снова построжилась Анна, обрабатывая щеку Андрюшке Самохвалову. – Вот у вас и мерзнут рабочие, оттого что сами часто греетесь. А этот пусть посидит на больничном хотя бы сегодня – а лучше и завтра…
Она уже писала Андрюшке памятку – что ему делать чтобы поберечь щеку и нос, какие лекарства и как их использовать. Приходько же подсел к столу, за которым она писала, зло и холодно выдохнул ей в лицо:
– А вот не посидит… не посидит он, Анна Юрьевна… Потому что больничный ему ни я, ни вы не выпишите – и никто его ему не оплатит…
– Ну что – мне идти? – С пластырем во всю щеку, Андрюшка мелко моргал.
– Иди, я щас, – рявкнул Приходько.
– Не щас, а выходите вместе, – сгрубила ему Анна.
Нет, грубостью его не отшить, таких это только злит, а значит интригует.
– …потому что по дням они у меня получают. А если болеют – то шишь с маслом, такой контракт. А в день они у меня получают пятнадцать долларов. А лучший из них – двадцать. И с утра на мороз и на ветер. И он радуется, придурок. – Приходько трепанул за вихры Андрюшку, – …что у него харчи бесплатные. И вот уже пять месяцев они у меня по сейсмопрофилям колотятся с утра до ночи. Потому что деньжат им надо привезти в свою нищую деревню в Коми…
– Я тоже из Коми, – снова попыталась пресечь его патетику Анна.
– А я нет, но дела это не меняет. А их еще ругают за то, что французские геофоны плохо в землю втыкают… А chill factor – это я только человеческим фактором называю. А так – это «коэффициент охлаждения». Да у вас у самой эта табличка есть. Минус тридцать – это все равно что минус пятьдесят, когда ветер двадцать метров. А они у меня и носятся с такой скоростью на буранах. А вчера вот одного из них уволили за пьянку. А пьянки-то было всего двести грамм на брата. Сухой, видите ли, закон. Закон-то закон, а из представительского домика каждый день уборщица по пять бутылок из-под вина выносит. А вы и сами подписали протокол…
– Приходько! – Резанула она в крик. – Идите к начальству – и все им вываливайте, все свои претензии.
Сначала он прикидывался романтиком, а теперь пытался пробить брешь в ее