пятясь, упёрся задом в стойку, спросил бармена, полуобернувшись:
– Куда его, начальник?
Брусок дымился и капал на пол.
– Вы чего, это не к нам, не сюда! – закричал очнувшийся бармен. – Вот чурки бестолковые!
– Э-э, «щюрка» не надо. Бумага смотри.
Первый грузчик, пыхтя, подставил колено под ледяную глыбу. Освободившейся рукой полез за пазуху, доставая мятые листки.
Глыба выскользнула и грохнулась на пол – будто рванул снаряд, разлетевшись синеватой шрапнелью.
Второй брюнет отскочил и отчаянно заорал, мешая свои и русские слова:
– Ман ба шумо гуфтам, номер дома другой. Что теперь, ахмак шумо! Мизбон Помир деньги теперь штрафует, чаханнам.
Белка вдруг дёрнула Дьякова за руку, завизжала:
– Что с ним?
Абсолютно бледный Конрад с остановившимся взглядом поднимался из-за стола. Слепо шарил рукой, роняя стаканы, сахарницу… Прохрипел чужим голосом:
– Мизбон Помир. Хозяин Памира.
Пошатываясь, подошёл к растерянным грузчикам, навис:
– Мин ана?
– Чего? Не понимай, – поразился первый брюнет.
Дьяков, замерев, смотрел в обтянутую светлым плащом спину. Взбешённый Конрад схватил брюнета за грудки, затряс, закричал:
– Мин ана? Шину исми?
Второй гастарбайтер промямлил:
– По-арабски. Совсем глупо. Спрашивает, кто он такой и как его зовут.
– Я откуда знай? – удивился первый грузчик.
Конрад бросил жертву. Перевёл тяжелый взгляд на второго таджика – тот попятился в ужасе, выставив вперёд руки и лепеча:
– Не убивай меня, дэв, я не знаю твоего имени.
Конрад посмотрел на разлетевшиеся по кафе куски льда. Нагнулся, поднял один к глазам. Прошептал:
– Ях. Лёд. Кругом один лёд. Холодно.
Белка рванулась первой, Игорь за ней. Девушка вцепилась в рукав неузнаваемого Конрада, трясла, просила сквозь слёзы:
– Ну хватит, хватит! Вам плохо? Что с вами?
Дьяков поддержал:
– Врача, может, вызвать, Анатолий Ильич?
Конрад ударил взглядом – Дьяков замер. Пошагал к витрине с висящей на рукаве девушкой, бормоча:
– Не Анатолий. Рамиль знает, кто я. Надо проломить лёд.
Стряхнул Белку. Ударил кулаками в витрину, та загудела, но выдержала. Схватил пустой стол с тяжёлой мраморной столешницей, поднял легко, развернулся – и швырнул.
Орал ошарашенный бармен, скулили от ужаса грузчики, в голос рыдала Белка, с чудовищным грохотом рушилось многометровое стекло.
Конрад дождался, когда упадут последние обломки витрины, и шагнул в получившийся проход.
Когда очнувшийся Игорь выскочил на улицу, она была уже вымершей. Голой, будто выжженная злым солнцем пустыня. Забежал в одну арку, в другую. «Колодец», тихий до звона в ушах: не треплются воробьи, не стонут дверные пружины.
Никого.
– Товарищ! Я здесь на проспект выйду?
Дьяков вздрогнул, обернулся. Брюнетка появилась невесть откуда: выгоревшая пилотка с зелёной звёздочкой,