не в финале, а как написано.
Мы прошли пару минут в молчании.
– Ты купил Пильняка. Почему?
– Во-первых, слышал о нем. Во-вторых, я из него ничего не читал, а тут как раз на глаза попалась книга. И дешево.
– А, я так же. Тагора не читала, но что-то так захотелось…
– Я у Тагора стихи читал в переводе Льва Гумилева.
– Гумилев? А Николай Гумилев?
– Это его отец.
– У Льва, значит, стихи.
– В той книге всего помаленьку – винегрет.
– А я Янку Дягилеву слышал?
Я задумался. Фамилия знакомая. Сразу родилось словосочетание «дягилевские сезоны», но, конечно, Дягилев к Янке никакого отношения не имел. Просто однофамилиц.
– Нет, не слышал.
– «Особый резон», «От большого ума», «Рижская», «Мы по колено», «По трамвайным рельсам», «Гори, гори ясно», «Продано»?
– Знаешь, такое впечатление, что где-то и когда-то эти названия мелькали. Кажется, я даже краем уха слышал. Но не могу вспомнить. Хоть «Янка Дягилева» – слышу впервые.
– А рижский бальзам?
Я рассмеялся:
– Нет, я тебя понял. «Рижская» это «Рижская». Я другое имел ввиду. Сами сочетания знакомы, а конкретно: «Особый резон» и, скажем, «От большого ума». Они для меня словно из иной жизни.
– Тогда у тебя есть шанс послушать иную жизнь, – ответила Света.
И мы пошли к ней, точнее к ее подруге, у которой она снимала комнату.
Быть впервые на новом месте всегда неловко, хоть и Светиной знакомой не оказалось в квартире.
Я остановился в прихожей и снял обувь.
– Ты проходи на кухню, – сказала Света. – Я сейчас приду.
Я прошел на кухню и занял место у стола.
Света принесла магнитофон, поставила Янку. Пока разогревался чай, я в молчании слушал песни. «Особый резон» и «Гори, гори ясно» – слышал я их впервые, но так и не смог избавиться от смутного чувства чего-то знакомого. Об этом и сказал Свете.
– Не исключено, – ответил она, разливая чай. – Возможно, ты и слышал. Однажды. Один раз. Но не знал исполнителя.
Я взял чашку и обнял ее ладонями.
– А ты с расхолодкой пьешь чай? – спросила Света.
– Да.
Она поставила пластиковую бутылку с водой.
– Ты знаешь, Свет. Кажется, я слышал Янку во сне.
– Это просто информационное поле, единый банк космических данных – пошутила Света.
– Точно.
Я сделал глоток.
На самом деле я пытался осмыслить услышанное, не смысл текста, этого не стоило делать. Янка рвала нерв, словно в последний раз пела. Все странные и непонятные словосочетания не возможно было понять рассудком. Песню следовало заглатывать целиком и улавливать ощущения. Лезвие холодных мыслей оказывалось бессильным расчленить этот комок пульсирующих нервов.
И опять пытался напрячь память: где и когда я это все-таки слышал? Хотя нигде и никогда. Действительно, смутный сон. Такие сны бывают. Ты идешь куда-то и что-то ищешь, сам не зная что,