полицейские. Парадоксально, но он чувствовал себя незащищенным, почти уязвимым. Через несколько минут он встал из-за стола, включил флуоресцентную лампу (ночь наступала быстро, а здесь не было автоматических выключателей) и налил себе чашку черного кофе из перколятора [4]. Напиток оказался насыщенным и горьковатым, заваренным много раз, как догадался Марти, – не таким безвкусным, как пойло, к которому он привык.
Прошло двадцать пять минут, прежде чем Той вернулся, извинился за задержку и сказал, что мистер Уайтхед сейчас его примет.
– Оставь свои вещи, – сказал он. – Лютер позаботится о них.
Той повел его из кухни, которая была частью пристройки, в главный дом. В коридорах было сумрачно, но Марти повсюду видел поразительные вещи. Здание напоминало музей. Стены от пола до потолка увешаны картинами, на столах и полках – вазы и керамические статуэтки, покрытые блестящей эмалью. Однако разглядывать их было некогда. Они петляли по лабиринту коридоров, и с каждым поворотом Марти все больше терял ориентацию; наконец добрались до кабинета. Той постучал, открыл дверь и впустил Марти.
Имея в запасе лишь плохо запомнившуюся фотографию Уайтхеда, Марти выдумал облик нового работодателя – тот оказался абсолютно неверным. Там, где он представлял себе слабость, обнаружилась сила. Там, где ожидал увидеть эксцентричного отшельника, нашел морщинистое тонкое лицо, которое изучало его, пока он входил в кабинет, с деловитостью и юмором.
– Мистер Штраус, – сказал Уайтхед, – добро пожаловать.
Занавески за спиной Уайтхеда все еще были открыты, и в окне внезапно зажглись прожектора, освещая пронзительную зелень на добрых двести ярдов. Внезапное появление газона было похоже на трюк фокусника, но Уайтхед проигнорировал его. Он подошел к Марти. Хотя он был крупным мужчиной и большая часть его плоти превратилась в жир, вес сидел на его костяке довольно легко. Чувство неловкости не возникало. Грация его походки, почти масляная гладкость руки, протянутой Марти, гибкость пальцев – все говорило о том, что этот человек находится в мире со своим телом.
Они пожали друг другу руки. То ли гость был горяч, то ли хозяин дома замерз: Марти сразу взял вину на себя. Такому человеку, как Уайтхед, конечно, не бывало слишком жарко или слишком холодно; он контролировал свою температуру с той же легкостью, с какой контролировал свои финансы. Разве Той не обронил в машине фразу, что Уайтхед никогда в жизни серьезно не болел? Теперь, когда Марти оказался лицом к лицу с этим образцом здоровья, он мог поверить в услышанное. Этот человек, наверное, даже от метеоризма не страдал.
– Я Джозеф Уайтхед, – представился хозяин. – Добро пожаловать в Святилище.
– Спасибо.
– Выпьете? Чтобы отпраздновать.
– Да, пожалуйста.
– Чего изволите?
В голове у Марти вдруг стало пусто, и он обнаружил, что разинул рот, как выброшенная на берег рыба. Слава богу, Той предложил:
– Скотч?
– Это было бы прекрасно.
– Мне