Мамулян, стоявший у раковины, не оборачиваясь.
– Я хотел умереть, – пробормотал Брир. Казалось, его рот набит галькой.
– Ты еще не можешь погибнуть, Энтони. Ты должен мне немного времени. Неужели не понимаешь этого?
– Я хотел умереть, – только и смог повторить Брир в ответ. Он старался не испытывать ненависти к Европейцу, потому что тот знал бы об этом. Он наверняка почувствует это и, возможно, выйдет из себя. Но это было так трудно: сквозь рыдания клокотала обида.
– Неужели жизнь обошлась с тобой плохо? – спросил Европеец.
Брир фыркнул. Ему был нужен не отец-исповедник, а темнота. Неужели Мамулян не может понять, что ему не нужны ни объяснения, ни лечение? Он был дерьмом на ботинке полудурка, самой никчемной и непоправимой вещью в мире. Собственный образ в качестве Пожирателя Бритв, последнего из некогда ужасного племени, сохранял его самооценку нетронутой несколько опасных лет, но фантазия давно потеряла силу, позволявшую обращать мерзость в святость. Один и тот же фокус дважды не сработает. И это был фокус, всего лишь фокус. Брир знал это и еще больше ненавидел Мамуляна за его манипуляции. «Я хочу умереть», – только и смог он подумать.
Он произнес эти слова вслух? Он не слышал, как заговорил, но Мамулян ответил так, будто слышал.
– Конечно, ты хочешь. Я понимаю, правда, понимаю. Ты думаешь, что все это иллюзия: племена и мечты о спасении. Но, поверь мне, это не так. В этом мире еще есть цель. Для нас обоих.
Брир провел тыльной стороной ладони по опухшим глазам и попытался сдержать рыдания. Его зубы больше не стучали – уже кое-что.
– Неужели годы были так жестоки? – спросил Европеец.
– Да, – угрюмо ответил Брир.
Гость кивнул, глядя на Пожирателя Бритв с сочувствием в глазах – или с его адекватной иллюзией.
– По крайней мере, они не заперли тебя, – сказал он. – Ты был очень осторожен.
– Ты научил меня этому, – признал Брир.
– Я показал то, что ты уже знал, но от растерянности не мог продемонстрировать другим людям. Если забыл, могу показать еще раз.
Брир посмотрел на чашку сладкого чая без молока, которую Европеец поставил на прикроватный столик.
– …Или ты мне больше не доверяешь?
– Все изменилось, – пробормотал Брир, ворочая опухшим языком.
Теперь настала очередь Мамуляна вздохнуть. Он снова сел на стул и отхлебнул чаю, прежде чем ответить.
– Да, боюсь, ты прав. Здесь для нас остается все меньше места. Но значит ли это, что мы должны сдаться и умереть?
Глядя на мрачное аристократическое лицо, на затравленные впадины его глаз, Брир начал вспоминать, почему доверял этому человеку. Страх, который он испытывал, таял, гнев тоже. В воздухе повисло спокойствие, и оно просачивалось в организм Брира.
– Пей свой чай, Энтони.
– Спасибо.
– А потом, я думаю, тебе следует сменить брюки.
Брир покраснел; он ничего