у окна и смотрел на Гудзон. Уже два месяца они находились в Нью-Йорке, в квартире Джуди на Манхэттене. Квартира досталась ей от первого мужа. Об этом периоде своей жизни Джуди не распространялась, и Йосеф не донимал её расспросами. Захочет – сама расскажет. Всё равно ему не до этого. Даже несколько лет тому назад, расставшись с Эстер, он не чувствовал себя так плохо, как сейчас. В эти дни, когда евреям в Европе грозит опасность, а в Палестине идёт борьба с англичанами, лишившими евреев права на собственный дом, – в такое время он, Йосеф Цимерман, вынужден отсиживаться без дела в Америке. После того как «Бахе́рев»[38], подпольный боевой листок сионистов-ревизионистов, опубликовал стихи Йосефа, в которых британская администрация усмотрела призыв к восстанию, Джуди пришла к выводу, что оставаться в Палестине опасно. Пока англичане только следят, но в любую минуту могут арестовать. Собственное положение Джуди тоже было шатким: «Палестайн пост» перестала публиковать её статьи, зато цитаты и выдержки из них еврейское подполье распространяло в виде листовок и воззваний, и англичане, вне всякого сомнения, искали автора. Йосефу не хотелось уезжать, и он согласился только потому, что опасность грозила жене. Оба надеялись, что уезжают ненадолго.
Йосеф подумал, что ему выпала редкая в жизни удача. Джуди не только его понимает, но и оказывает влияние на его творчество. Это она тактично и ненавязчиво объяснила Йосефу, что, конечно же, его стихи замечательны, но как поэт он слишком связан классическим стилем, рифмами, а время требует другого, и нужно применять новые формы. И стихотворение, из-за которого он теперь оказался здесь, как раз и было другим, не похожим на то, что Йосеф писал раньше:
Говорили они, что стремление к миру
овладеет сердцами сынов Ишмаэля[39],
если скажем мы им: «Оставайтесь, чтобы вместе
сажать здесь деревья,
вместе строить дома, собирать урожай и гулять друг
у друга на свадьбах.
Не хотим подниматься туда, где вознёсся ваш купол
вместо нашего Храма,
дайте нам лишь молиться спокойно у ваших подножий
и оплакивать древние камни.
И поделим мы с вами эти горы и эти долины —
мы мечту поколений, что хранили они, стиснув зубы
и слёз не скрывая,
отдадим за покой наш в уплату».
Но ответил поэт: «Разве ветка оливы
может выбить топор из руки нечестивой,
на которой не высохла кровь ваших братьев?
Вы споткнулись в пути, ибо кони нагружены тяжко
и по тропам скользят над обрывом.
Так развьючьте коней и сойдите на землю,
и возьмите мотыгу и ройте, пока не найдёте
среди древних останков
незаржавленный меч Маккавеев!
Потому что забыта у вас доблесть предков: как воры
пробираетесь в сумраке вы на родные руины,
чтобы выкупить