о серьезных занятиях, к которым мсье Костель приучил его в затерянной деревушке, и бабушка широко раскрыла глаза от удивления, узнав, что дядя и племянник совершенно счастливы благодаря книгам и учебе, которая полностью поглощала их внимание и делала неуязвимыми к тяготам нищеты и страху уединения.
– Но как же так вышло, – вопрошала она, – что вы, судя по всему, такой образованный и трудолюбивый человек, не стали искать занятия, которое позволило бы вам немного облегчить жизнь бедного дорогого кюре?
– Я несколько раз пытался давать уроки в городе, – ответил Фрюманс, – но он слишком далеко. Я терял целый день на дорогу, ну и к тому же… был недостаточно хорошо одет. Человеку, на лбу у которого написано «нищета», почти ничего не платят. Я попытался устроиться учителем в колледже, но мне пришлось оставить своего бедного дядюшку одного в горах, а через месяц, навестив его, я увидел, что он сдал и сильно страдает от одиночества, и испугался, что он заболеет. Дядюшка нанял служанку, с которой не мог найти общий язык. Праздность женщины, которой не с кем поговорить, становится несчастьем для ученого человека, который не любит пустой болтовни. Мсье Костеля мало заботило то, как ведется домашнее хозяйство. Он так привык довольствоваться малым! Мое отсутствие оказалось для него гораздо более тягостным, чем та польза, которую приносил мой скромный заработок. Однажды дядя откровенно сказал мне об этом, и я решил больше с ним не расставаться. Я прислуживаю ему во время мессы (что позволяет мсье Костелю обходиться без дьякона), ухаживаю за козой и курами, с грехом пополам чиню его обувь, а один старый матрос даже научил меня штопать рукава. Что поделаешь? Мы кое-как сводим концы с концами; бедность не так ужасна, как ее себе представляют!.. Однако я злоупотребил терпением, с которым вы меня слушаете, сударыня; я должен вернуться к своему дорогому дядюшке, который, если я запоздаю, будет беспокоиться обо мне точно так же, как вы беспокоились о своей внучке.
С этими словами добрый малый взял свою ужасную шляпу, которую перед этим скромно положил на пол в углу, и вышел, попрощавшись со мной, как с взрослой, что еще больше примирило меня с ним.
– Идите по дороге на мельницы! – крикнула юноше бабушка с террасы. – Не переходите реку вброд! Я вижу отсюда, что вода сильно поднялась.
– Ну что со мной случится? – ответил он ей с улыбкой. – Пройти можно везде!
Фрюманс словно хотел сказать, что он слишком незначительная особа и реке вряд ли захочется его утопить.
Я была настолько жестока, что заметила вслух, что ему не мешало бы принять ванну.
– Дитя мое, – сердито сказала мне бабушка, – легче отмыть человека от грязи, чем очистить злую душу!
– А что, разве у меня злая душа? – спросила я озадаченно.
– Нет, боже упаси! – ответила бабушка. – Но, сами того не понимая, вы произнесли жестокие слова. Сегодня утром этот юноша вас спас. Вам не кажется, что, возвращаясь домой, он рискует жизнью?
– Но зачем же он это делает, бабушка? Он вполне