пятен
Напоминают о крови.
Но тут ничего не поделать,
Ведь смерть – это часть сюжета.
А фартук – обычная мелочь,
Его ремесла примета.
Мясник целый день в заботах,
Он мясо старательно рубит.
Проделывает работу,
Которую люди не любят.
Потом, выходя в перерыве
На перекур из лавки,
Он выглядит некрасиво,
Как Джек-Потрошитель, не Кафка.
Он курит и струйки дыма
Пускает в пространство туго.
А все, кто проходит мимо,
Обходят его по кругу.
Не то, чтоб какие-то черти
В глазах его строят рожи,
Но будто дыхание смерти
Отталкивает прохожих.
Суров и немногословен,
Как древний шумерский Ма́рдук,
Мясник не стесняется крови
Которой забрызган фартук.
Ведь вечером, закрывая
Пропахшую смертью лавку
Он снова станет, как Кафка…
А кровь? Ну, работа такая.
* * *
Двадцатый век… Ещё бездомней,
Ещё страшнее жизни мгла,
Ещё чернее и огромней
Тень Люциферова крыла…
А. Блок
Люциферовые тени – в двадцатом,
Сатанинские хвосты – в двадцать первом.
В каждом веке есть всегда годы ада,
Есть у нас, чем раздраконивать нервы.
Не увидим мы отличие счастья
От несчастья, а принцессы – от стервы,
Если только перед вёдро ненастья
Не расскажут, как оно в двадцать первом.
Numb3rs: «Всё вокруг – числа…»
Здесь мудрость. Кто имеет ум,
тот сочти число зверя, ибо число
это человеческое; число его
шестьсот шестьдесят шесть.
Откр. 13, 18
Чтоб описывать чудища, числа нужны и слова:
Восемь ног, восемь рук, восемь крыльев, одна голова.
Если как-то подкрасться, чтоб сверху его обозреть,
Восьмикрылого ангела сумеем в нём разглядеть.
Если ж взгляд на него мы откуда-то снизу бросим,
Он покажется бесом восемьсот восемьдесят восемь.
Слишком часто зависит от точки обзора ответ,
То ли дьявол парит пред нами, то ли дарящий свет.
Лучше забыть о восьминожии и восьмиручии вовсе,
Пусть останется ангелом восемьсот восемьдесят восемь.
В Откровениях сказано, умный да сумеет счесть
Числа зверя, которых не шестьсот шестьдесят шесть.
Бесконечное множество их, но они – просто слова.
Точек зрения тоже много, но есть одна голова.
*