отпуск Ирина захочет поехать на море. Петру Ильичу придется брать учеников, возможно, даже уволиться из школы.
От этих мыслей у Петра Ильича зашевелились остатки волос. Круто развернувшись, он бросился бежать. Красный, потный, запыхавшийся, тучный мужчина. Ему вслед оглядывались прохожие, но Петру Ильичу было все равно.
Добежав до дома, он ворвался в квартиру, закрылся на все замки, как будто за ним черти гнались и кинулся к компьютеру. Успокоился Петр Ильич лишь когда удалил свою анкету с сайта знакомств.
Отдышавшись, он сварил пельменей и твердо решил завести кота.
Жадный Егор
Егор Ильич в очередной раз загремел в больницу с анемией.
– Ну, что же вы, Егор Ильич? Я же вам в прошлый раз говорила: нужно хорошо питаться, побольше печени, говядины, вареные яйца. Вы диету соблюдали? – устало выговаривала врач.
– Соблюдал, душенька, соблюдал, – тряс сморщенной головенкой на тонкой шейке старик.
Егор Ильич лукавил, а попросту говоря, нагло врал. Последние несколько лет старик практически перешел на хлеб и воду. Егора Ильича душила жаба, любовно всхоленная и взлелеянная за долгие А начиналось все так невинно.
Егор Ильич, а тогда еще просто Егор, даже Егорка, упитанный, розовощекий мальчик, не желал делиться с другими детьми игрушками. Прижав к груди свои сокровища, он, насупившись, сидел на краю песочницы и исподлобья взирал на резвящихся детей.
– Егорка, поиграл бы с ребятами, – уговаривала мама сына, но Егорка лишь тряс кудряшками.
Тогда Егоркина жаба была еще совсем лягушкой, такой же маааленькой, как сам Егорка. Дальше они росли уже вместе, наперегонки.
Когда к Егорке и его маме приходили гости, Евдокии Егоровне приходилось прятать угощение, потому что сын сильно переживал и даже плакал, что приходится делиться и не все достанется только ему. Поэтому гостей мальчик не любил.
Однажды Евдокия Егоровна позвала в гости свою глубоко беременную подругу. Они пили на кухне чай, а Егорка пристально следил, чтобы подруга не съела ничего лишнего.
Евдокия Егоровна незаметно протягивала тете Свете под столом сладости. Но пятилетний Егорка, обладавший нюхом, как у собаки, а глазом, как у орла, заметил мамину хитрость и закатил самую настоящую истерику:
– Это она все съела, все мои конфеты, – орал мальчик, обличающе указывая крохотным пальчиком на большой тети Светин живот.
Егоркиной маме было очень стыдно, но сын никак не успокаивался. Тете Свете пришлось уйти:
– Это у него пройдет, – примирительно произнесла Евдокия Егоровна, провожая тетю Свету.
Когда Егорке было шесть, мама стала отпускать его во двор одного, то и дело поглядывая в окно. Накрапывал мелкий дождь, и мама с умилением смотрела сверху, как бегает по лужам полненький и ладненький Егорка в новых резиновых сапожках. Его красный капюшон мельтешил на площадке.
Дождь был не сильный и мама решила не давать Егорке еще и новый зонтик со смешными мышиными ушками. «Ребенку будет неудобно