же джигитов смешишь ты до слез?
Мужчину сразишь ли кинжалом своим?
Коня ты пронзишь ли копьем боевым?
Ты женское слово сравнишь ли с мужским?»
– «Напрасно меня ты вопросами колешь,
Сосед мой, сидящий в седле молодец,
Не думай, спесивый, что ты – удалец,
Смеясь надо мной: «Ты девица всего лишь!»
Вручи мне коня боевого, седок,
Испробовать дай мне дамасский клинок,
Позволь, чтоб на голову шлем я надела,
Прикрыла кольчугой железною тело.
Мой конь будет быстрым конем храбреца,
Клинок будет острым клинком удальца,
Украсится шлемом бойца голова,
Кольчуга сравнится с кольчутою льва!
Тогда-то, в седле горделиво сидящий,
Покажешь мне, всадник ли ты настоящий,
Тогда-то, воитель в кольчуге и шлеме,
Покажешь отвагу' свою перед всеми!»
Сказав, Патима возвратилась домой.
Взволнованы юноши, слов не находят,
А время проходит, а время уходит, —
Примчался, как молния, всадник лихой.
Одет был наездник в броню и забрало,
На сабле египетской солнце играло,
Скакал, точно ветер, скакун вороной,
Сверкал, точно месяц, шишак золотой.
«Привет вам, джигиты, что славой покрыты,
Теперь я могу ли приветствовать вас?
Быть может, гордиться не будут джигиты,
Спесивые речи не скажут сейчас?»
– «Родителя славного дочь молодая,
Как воин ты встречена будешь людьми!
Обидною прежнюю речь не считая,
Парту Патима, ты привет наш прими!»
Парту Патима не сказала ни слова,
Отвага сияла в глазах у нее.
Дамасскую сталь обнажила сурово
И, лихо гарцуя, метнула копье.
«Парту Патима, умоляем, скажи нам:
Мы видели, как ты ходила с кувшином,
Трудилась во время страды полевой,
Но где научилась ты подвигам львиным,
Владеть научилась ты саблей кривой?»
И тут Патима не сказала ни слова,
Клинок убрала, натянув удила,
И, спрыгнув проворно с коня вороного,
К джигиту, что задал вопрос, подошла.
«Давай поиграем, себя позабавим,
Давай испытаем, остер ли клинок.
На небо взлететь скакунов мы заставим,
Попробуем солнца отрезать кусок!»
Тут юноша вышел плечистый и статный,
Он поднял свой щит необъятный, булатный,
Могучею грудью он часто дышал,
Могучею дланью он саблю держал.
Глаза его вспыхнули искрой живою,
Сверкая улыбкой, сидел он в седле,
А лошадь с опущенною головою
Чертила копытами след по земле.
Подобные нартам, закованы в брони,
Сошлись два героя, сошлись для борьбы.
Могучим горам уподобились кони,
Когда они встали, дрожа, на дыбы.
«Теперь, – Патима говорит, – мой черед
Египетской