ржанье ночами,
Привычно скакун высекает огонь,
И шапки снимают однополчане:
Мчится вблизи нерасседланный конь.
В аул переслали матери старой
Кресты боевые, что сын заслужил.
Ходят по землям китайским хабары[22]
Про то, каким храбрым джигит этот был.
К бою коней еще только седлают,
А он уже шпоры дает скакуну,
К бою клинки из ножон вынимают,
А он уже срезал башку не одну.
Пусть государю под сводом дворцовым
Вручат окровавленный горский башлык,
Чтоб в Петербурге пред взором царевым
Отважный кавказец мгновенно возник.
На поле брани, где счет уже ранам
Потерян давно, потому что велик,
Может войскам послужить талисманом
Солдата лихого аварский башлык.
Молвил пред боем он, саблю целуя:
«Иль крест заслужу, иль, была не была,
Сам потеряю башку удалую».
Был первым в бою Сайгидул Батала.
В круг вылетает и кружится быстро
Танцор, когда грянет лезгинку зурнач,
Так Батала откликался на выстрел,
Кидаясь в атаку, удал и горяч.
Храбрый солдат не христьянской был веры,
И, хоть отличался в сражениях он,
Не произвел его царь в офицеры,
Герой не носил офицерских погон.
Все предначертано высшей судьбою,
Но для правоверного – смерти любой
Смерть предпочтительна на поле боя:
И счастлив, кто первым кидается в бой.
Рухнул в сражении сокол бесстрашный,
Убит от родного аула вдали.
Рядом, сраженные им в рукопашной,
Три желтых японца костьми полегли.
Кажется странным поросли юной,
Что мертвым упал он за дальней верстой,
Простреленный некогда пулей чугунной;
Как мог погибнуть от пули простой.
Кто известит дагестанца сегодня,
Что прибыл приказ возвращаться войскам.
Все лошадей продают в его сотне,
Не с кем ударить ему по рукам.
Отчей ему не пройти стороною,
В тесном кругу не сидеть у стола.
Стоит глаза мне закрыть – предо мною
Встает, как живой, Сайгидул Батала.
Пусть в Чан Чан-зе ему будет наградой
Надгробье, отлитое из чугуна,
Пусть обнесут золотою оградой
Обитель его беспробудного сна.
Заточенная в башне
Прими и прочти
Эти строки мои,
Они как над бурною
Речкой мостки.
Я их написал
Под диктовку любви
Чернилами цвета
Сердечной тоски.
Вино не спасает
От грусти меня,
Бессилен утешить
Заботливый друг.
И лекарь не может
Умерить огня,
Чей жар я ношу,
Как смертельный недуг.
Кто слышал пророка,
Тот будет весь век
Слова его помнить,
Сомнения