польский престол. Но если он сейчас примет провославие и будет коронован московским патриархом по православному обряду, то никогда высокомерная польская шляхта не потерпит в католическом государстве иноверца в качестве монарха. Другое дело, когда Россия будет присоединена к Речи Посполитой как поверженная держава. Поэтому, ему не нужно было никакого договора. Ему была нужна военная победа.
Неприятный разговор состоялся у Жолкевского и с митрополитом Филаретом, который, уличив коронного гетмана в оскорблении православной веры, резко заметил:
– В записи утверждено, чтоб ни единого человека из русских людей не вывозить в Польшу и Литву. Ты на том крест целовал, и то сделалось от вас мимо договору: надобно бояться Бога, а расстригать Василия и жены его не пригоже, чтоб нашей православной вере порухи не было. Это кощунство и самоуправство – позволить иноку Василию да инокине Марии ходить в мирском платье!
– Я это сделал не по своей воле, – сказал Жолкевский, – а по просьбе бояр, чтобы отстранить на будущее время смятение в народе.
А что я привез его в мирском платье, то он сам не хочет быть монахом.
Гетман помолчал:
– Я не знаю, как мне обращаться к вашей милости. Одни называют Филарета митрополитом – тогда ваша милость есть высокопреосвященство, другие же именуют патриархом, тогда мне следует называть вашу милость святейшим. Но разве не удивительно: вы не ведаете сами иноческих имен Василия и Марии.
Верно, я не искушен в тонкостях священных обрядов, принятых в московских церквах, однако уверен: насильное пострижение противно и вашим и нашим церковным уставам.
Царь Василий и царица Мария не произносили клятв перед Богом. Эти клятвы дали за них насильники. Святейший патриарх Гермоген почитает за иноков тех, кто давал клятвы.
Филарету пришлось извиниться перед Жолкевским. На другой день послы отправились к Жолкевскому переговорить с ним один на один.
Гетман начал речь, сначала показывая желание уступить, чтобы потом свести на свое:
– Это было бы хорошо, как вы желаете, чтоб Смоленск целовал крест одному королевичу, чтоб иным городам не было сомнения. Государь наш король поехал бы себе в Польшу и Литву, людей своих послал бы на «вора» под Калугу, а других бы оставил в Смоленске, но это я говорю только от себя, а королевская воля иная.
Он государь в том волен. А о Смоленске я вам скажу: точно нельзя не быть там польским и литовским людям, да и в договоре написано, чтоб в пограничных городах до достаточного успокоения российского государства, были люди польские и литовские.
Напрасно послы твердили: в договоре написано, чтобы ни в один город не вводить польских и литовских людей.
– Вы упрямитесь, – говорил гетман, – в договоре написано было, что в Москву польских и литовских людей не впускать, а потом бояре московские, узнавши, что между московскими людьми есть измена, сами в Москву пустили польских и литовских людей, и теперь они живут в Москве в добром мире.
Что же такое, что вам не наказано? Можно