было, ты пообещал.
– О, я сдержу свое обещание! Я не скажу ни слова. Но я бы скорее пожелал малышке Еве смерти, чем такого. Все кончено раз и навсегда. Она сделает так, как я скажу. Мы больше не желаем тебя видеть.
Смит не мог этого не услышать, однако он поспешил вниз, не желая быть втянутым в их спор. Между ними возникла серьезная пропасть, теперь это было совершенно ясно, и Ли собирался разорвать помолвку Беллингема с сестрой. Смит задумался об аналогии Хейсти с жабой и голубкой, порадовавшись, что всему настал конец. Лицо охваченного страстью Беллингема выглядело весьма мерзко. Он не был тем, кому можно доверить невинную девушку на всю жизнь. Шагая, Смит рассеянно размышлял о том, что могло стать причиной ссоры, и о том, чем могло быть это данное Монкхаусом Ли обещание, столь тревожившее Беллингема.
Был день состязания по гребле между Хейсти и Маллинсом, так что вдоль берегов Исиды[14] шло немало народу. Майское солнце светило ярко, и желтую дорогу расчерчивали черные тени высоких вязов. На некотором отдалении по обе стороны от дороги стояли серые колледжи, седые старые матери умов, смотревшие своими высокими, разделенными колоннами окнами на весело проходившую мимо них молодежь. Одетые в черное преподаватели, чопорные чиновники, бледные ученые, смуглые молодые атлеты в соломенных шляпах и белых свитерах или пестрых блейзерах – все они спешили к петлявшей голубой реке, что текла через оксфордские луга.
Полагаясь на интуицию старого гребца, Аберкромби Смит занял позицию в том месте, где, как он знал, разгорится борьба, если она вообще будет. Издалека донесся гул, возвестивший, что гонка стартовала; рев приближался вместе с громовым топотом множества ног и криками людей в лодках. Сами напоминавшие водяные брызги, полуодетые, тяжело дышавшие зрители промчались мимо него, и, вытянув шею, он увидел Хейсти, уверенно шедшего на тридцать шесть, в то время как его противник, с трудом державшийся в районе сорока, плыл на расстоянии целой лодки позади него. Смит приветственно окликнул своего друга и, взглянув на часы, уже собрался возвращаться к себе, когда почувствовал, что кто-то коснулся его плеча, и увидел рядом с собой молодого Монкхауса Ли.
– Я заметил тебя тогда, – произнес он с застенчивым укором в голосе. – Я бы хотел поговорить с тобой, если ты сможешь уделить мне полчаса. Это мой коттедж. Я делю его с Харрингтоном из Королевского[15]. Заходи, выпьем чаю.
– Мне нужно возвращаться, – ответил Смит. – Зубрежка. Но я с радостью зайду на несколько минут. Я пришел только потому, что Хейсти – мой друг.
– Как и мой. Красивый у него стиль, правда? У Маллинса не было ни шанса. Но заходи же. Та еще берлога, но в летние месяцы здесь работать приятно.
Коттедж был маленьким квадратным белым домиком с зелеными дверями и ставнями, с решетчатым крыльцом в деревенском стиле; стоял он ярдах в пятидесяти от берега реки. Главная его комната была обставлена как некое подобие рабочего кабинета: