настолько разные, что порой я задавалась вопросом, на какой же почве они сошлись. Отец был больше похож на бабушку (когда она была нормальной) – добрый, позитивный, открытый ко всему новому и сумасшедшему. Он любил эту жизнь и каждое ее проявление, словно впервые здесь оказался. И так он проживал каждый день.
Мама же была более высокомерной, или даже я не знаю, как это назвать. Она постоянно держалась так, словно она первая Леди Америки, а если и награждала взглядом, то крайне презрительным. Она родом из ЛА, и папа говорит, они долго скандалили, прежде, чем она согласилась переехать в Портленд поближе к родителям отца. Даже после смерти своих она долгое время не желала покидать город-миллионник. Она не понимала сентиментальностей, бабушкиного ремесла (придумывать сказки каждый горазд – скептично замечала она), и была более деловой закалки.
Сложно сказать, кто из них по духу мне был ближе. Во мне совместилось что-то от них всех. Часть свободных нравов от папы, и часть спесивой рассудительности от матери. Инь и Янь от этих двоих, ужившееся в одном человеке.
Быть может, это и создало мой непростой характер, из-за которого мне так сложно оказалось обзавестись друзьями. Точнее, совсем невозможно. Друзья у меня были только в соц сетях, а вот в кафе я ела всегда в одиночестве.
И в таком же одиночестве подъезжала сейчас на ниссане отца к дому бабушки, дабы забрать последние необходимые вещи перед окончательным отходом этого прекрасного места в чужие руки.
-2-
Озеро покрылось небольшой рябью из-за ветерка, окна в сравнении с солнечным светом казались темными. Я вышла из машины и поежилась, когда подул небольшой ветерок. Рядом с водой (а именно озерцом) ветер почему-то всегда оказывался более холодным. Я это заметила еще в детстве, когда меня часто оставляли у бабушки.
Я любила этот дом тогда еще и за то, что это было отличное место для пряток. Большой, просторный, с кучей различной мебели. Наш дом в Портленде был значительно меньше – и по мне, если бы не родительское упрямство, гораздо логичнее было бы продать его и переехать сюда. Или же продать оба, и купить такой же большой дом. Смысл вкладывать деньги в ремонт той небольшой постройки в городе я не видела.
Даже в детстве он мне казался слишком маленьким.
Я потерла в руках небольшую связку ключей и поднялась на крыльцо. На связки были ключи от главного входа, от черного, от подвала, от чердака и еще черт знает от чего. Эта связка всегда была у бабушки, но после ее смерти, как и все остальное, перешла к нам. Дверь неохотно со скрипом открылась. Она была массивная и тяжелая, потому никто не болталась из-за порывов ветра и открывалась ровно настолько, насколько ты сам ее распахивал.
Внутри дом был еще темнее. Мама с отцом задернули все шторы, потому даже в ясную погоду помещения не изощрялись светом. Однако, зеркала остались открытыми – мать не верила в суеверия, связанные с ними. Я вроде знала, что по байкам через зеркала душа покойника может вернутся в мир живых в течении сорока дней, потому их завешивают тканью.
– Никто никуда не