вот сидел я как-то дома, рисовал что-то для школьной стенгазеты. Мать хлопотала у печи. Вдруг в комнату ворвался Садык. Бледный, со злобно прищуренными глазами, он кинулся ко мне и сунул мне под нос лист бумаги.
– Это ты рисовал?
Я оторопел. Это был мой первый рисунок. Живые Данияр и Джамиля глянули в тот миг на меня.
– Я.
– Это кто? – ткнул он пальцем в бумагу.
– Данияр.
– Изменник! – крикнул мне в лицо Садык.
Он разорвал рисунок на мелкие клочки и вышел, с треском хлопнув дверью.
После долгого гнетущего молчания мать спросила:
– Ты знал?
– Да, знал.
С каким укором и недоумением смотрела она на меня, прислонившись к печи. И когда я сказал: «Я еще раз их нарисую!» – она горестно и бессильно покачала головой.
А я смотрел на клочки бумаги, валявшиеся на полу, и нестерпимая обида душила меня. Пусть считают меня изменником. Кому я изменил? Семье? Нашему роду? Но я не изменил правде, правде жизни, правде этих двух людей. Я никому не мог рассказать об этом, даже мать не поняла бы меня.
В глазах у меня все расплывалось, клочки бумаги, казалось, кружились по полу, как живые. В память так врезался тот миг, когда Данияр и Джамиля глянули на меня с рисунка, что мне вдруг почудилось, будто я слышу песню Данияра, которую пел он в ту памятную августовскую ночь. Я вспомнил, как они уходили из аила, и мне нестерпимо захотелось выйти на дорогу, выйти, как они, смело и решительно, в трудный путь за счастьем.
– Я поеду учиться… Скажи отцу. Я хочу быть художником! – твердо сказал я матери.
Я был уверен, что она начнет укорять меня и заплачет, вспоминая погибших на войне братьев. Но, к моему удивлению, она не заплакала. Только грустно и тихо сказала:
– Поезжай… Оперились вы и по-своему крыльями машете… Да откуда нам знать, высоко ли взлетите? Может, и ваша правда. Поезжай… А может, там одумаешься. Не ремесло это – рисовать да малевать… Поучись – узнаешь… Да не забывай дом свой…
С того дня Малый дом отделился от нас. А я вскоре уехал учиться.
Вот и вся история.
В академию, куда меня послали после художественного училища, я представил свою дипломную работу – это была картина, о которой я давно мечтал.
Нетрудно догадаться, что на этой картине изображены Данияр и Джамиля. Они идут по осенней степной дороге. Перед ними широкая светлая даль.
И пусть несовершенна моя картина – мастерство не сразу приходит, – но она мне бесконечно дорога, она мое первое осознанное творческое беспокойство.
И сейчас бывают у меня неудачи, бывают и такие тяжелые минуты, когда я теряю веру в себя. И тогда меня тянет к этой родной мне картине, к Данияру и Джамиле. Подолгу я смотрю на них и каждый раз веду с ними разговор:
«Где вы сейчас, по каким дорогам шагаете? Много у нас теперь в степи новых дорог по всему Казахстану до Алтая и Сибири! Много смелых людей трудится там. Может, и вы подались в те края. Ты ушла, моя Джамиля, по широкой степи, не оглядываясь. Может,