.

нашел?

      – Нет. На пятьсот шестидесятом стогу сена Идолище-поганое призналось, что оно украло иголку.

      – Да, зачем?

      – Оно занималось на досуге рукоделием.

      Сема все продолжал лежать возле кровати. Под ней он увидел очищенный апельсин. С одной стороны, он был надкушен. Сема автоматически положи его в мешочек для улик.

      – Знаете коллега, – сказал он, – мне кажется, что версия с потайными дверями не состоятельна.

      – Признаюсь, я с вами должен согласиться, коллега, – сказал батюшка. Его стал тревожить живот, и причиной тому были съеденные перезрелые фрукты. Батюшка озабоченно стал оглядываться, разыскивая повод, чтобы удалиться.

      – Значит, остается один выход, это допросить всех придворных.

      – Почему бы нет, – сказал отец Автандил. – В моем романе «Говорливые свидетели» майору Пронькину пришлось выслушать пятьсот свидетелей.

      – И как? – заинтересовался Сема. – Был результат?

      – Да, вором оказался глухонемой.

      – Хорошо, значит, опросим всех. Начнем с царя Берендея.

      Живот батюшки заурчал.

      Отец Автандил кашлянул.

      – Коллега, я прошу, не начинайте без меня. Я удалюсь на несколько минут.

      – Хорошо, – отозвался Сема Хомсов. Он попытался поднятья и поморщился от боли. – Встретимся в тронном зале, коллега.

      – Как, я украл собственную дочь? Ты думай, что говоришь?! – кричал царь Берендей.

      Он в полном парадном облачении сидел на троне. Два сыщика, Сема Хомсов и отец Автандил, стояли напротив. Причем батюшка был со свечкой и норовил посветить ею в глаза царю-батюшке. Когда царь спросил, зачем он это делает, батюшка улыбнулся и сказал, что так полагается.

      – Во всех детективных романах сыщики всем, с кем разговаривают, светят в глаза, – пояснил он. – Обычай такой.

      Царь согласился на странный обычай и упокоился, но вопрос Семы Хомсова о том, что он сам украл свою дочь, чтобы потребовать какую-то «страх… ов… ку» вывел его из себя.

      – Какую еще «страх ов ку»! Я что спятил красть собственную дочь! – кричал Берендей, опасно размахивая скипетром над головами сыщиков. – Ты сам-то знаешь, что это такое?

      Сема Хомсов примирительно улыбнулся, и признался, что понятия не имеет о «страх… ов… ке»

      – Царь-батюшка, ты не серчай, – оправдывался он, – это обычай такой. Во всех пособиях по допросу говориться, что сперва надо расспросить родственников про «страх… ов… ке».

      Но царь завелся не на шутку.

      – Все, хватит меня спрашивать! Я уже сказал, что не видел дочь со вчерашнего дня! Спрашивайте придворных!

      Сыщикам пришлось согласиться, потом царя спрашивать больше было не о чем.

      Попытались допросить мамок царевны, но кроме оханья и плача ничего не смогли добиться от них.

      От воеводы то же было мало толка. Он сказал, что всю ночь был на часах в трактире и больше ему сказать нечего.

      Так они обошли всех придворных.