уже нянчиться с тремя детьми, так как Аврора, позабыв о своей любви к животным, нашла новых любимцев на их роль.
Это время было очень приятным и веселым, наполненное детским, звонким смехом и шалостями, а воспоминания о нем, дарили тепло и ощущения счастья. Особенно веселыми были воспоминания, в которых Аврора пыталась чему-либо научиться и зачастую экспериментировала на мне. То в ее маленькую головку взбрело научиться плести венки из цветов, в итоге выдирать репейники из волос мне пришлось самостоятельно. Дальше было еще хуже, она взялась за рисование. Не трудно догадаться, что пострадало при этом: я спящий мертвецким сном и та часть стен замка, которые доставали до уровня ее глаз. Стенам было проще – их закрасили, а вот мне досталось в полной мере. Из-за того, что Аврора нахимичила с красками, они долго не отмывались, и мне, все это время, пока ее художество не сошло, пришлось сидеть взаперти, так как больше всего от вандализма пострадало мое лицо. Я боялся высунуться наружу из своих покоев почти неделю, и попасться кому-либо на глаза, ведь в памяти слуг и семьи было еще свежо воспоминания о моих опаленных волосах.
И это был далеко не весь список издевательств надо мной и расшатывания моих нервов, которых к ее созреванию практически не осталось. Гораздо хуже было видеть, как каждую ночь на моих глазах Аврора взрослела и расцветала, о чем я очень жалел. Мне было невыносимо наблюдать за тем, как она все больше становится похожа на Радмилу, как ее детские пухлые щечки втягиваются, тело удлиняется и обретает соблазнительные округлости, а из ее неземных неоновых глаз исчезает детская наивность, которую заменяет собой проницательность и таинственность, сокрытая за семью печатями.
Из-за кардинальных изменений во внешности племянницы и сходстве ее с возлюбленной, я уже не мог ее воспринимать, как свою подопечную или родственницу. Отцовские чувства тоже растворились во времени, и я стал чаще замечать, что мне сложно отвести от Авроры взгляд. Иногда, я даже ловил себя на мысли, что заинтересован в ней как в женщине, которой страстно хочу обладать.
Я понимал, что это неправильно, неестественно, безумно, но не мог запретить себе перестать думать о ней. Вскоре мои метания превратились в настоящую боль, терзающую душу адским огнем. Чтобы избавиться от этих чувств, я отдалился от нее, и воздвиг между нами невидимую стену, о которую каждый раз билась Аврора, желая сквозь нее пробиться.
– Ты всегда останешься моей малышкой. – Слукавил я, чтобы поддержать племянницу в трудный для нее период, и поймал себя на мысли, что эти слова звучали в большей степени для меня, чем для нее.
– Правда – правда?
– Честно-честно. – Усмехнулся я, глядя в ее большие наивные глаза.
– Тогда научи и меня всем этим приемам, что только что сам делал! Ха! Кья! – Она комично махнула передо мной руками, подражая моим движениям воображаемой борьбы. – И покажи, как ты вызываешь пламя! – В ее глазах, сверливших меня, заискрились нетерпение и жажда познать все тайны эзотерики.
– Щас-прям!