Сергей Белкин

Игра как жизнь. Часть 2


Скачать книгу

я говорил, обучение в 20-е годы по всем предметам проходило на украинском языке. Поэтому мама знала много стихов классиков украинской литературы: Шевченко, Коцюбинского, Леси Украинки и т. д. Украинским языком мама никогда в жизни не пользовалась, но, видимо, и не забывала. Как-то раз, в те далекие времена, когда «Голос Америки» глушили, а мне хотелось послушать, его можно было поймать только на украинском языке: эти частоты глушили на Украине, но не в Молдавии. В Кишиневе глушили передачи «Голоса» на русском и румынском, но не на украинском. Я его в общих чертах понимал, но дикторы «Голоса Америки» говорили на усложненном, литературном украинском языке. Как-то я попросил маму послушать это радио вместе со мной, она с интересом согласилась, послушала, а когда я попросил перевести, не сразу поняла, что я хочу: язык был ей понятен настолько, что она как бы не сразу поняла, что это не русский, и я могу что-то не понимать.

      Благодаря маме я всю жизнь потешаю знакомых знанием того, что «кислород» по-украински – «кисень», а «водород» – «водень», а, скажем, «сера», так и вовсе – «сирка». Впоследствии к этой маленькой коллекции добавилось из математических терминов: «производная» – «похидна», «предел последовательности» – «межа послидовности», «уравнение» – «ривняння».

      Смех – обидная для украинцев реакция на звуки их «певучей мовы»… Я на самом деле искренне считаю украинский язык благозвучным, точным и выразительным, но на русских – в том числе и на меня – он производит как правило, эффект комический. Что с этим поделаешь?..

      Однажды, уже в восьмидесятых годах, когда мама и Павлик с сыном ехали на поезде из Кишинева в Москву, подъезжая к Киеву, мама неожиданно, глядя в окно на приятные взору пригороды, произнесла: «А ну, подывимося, як тут живут радяньски письмэнники…»

      Юный племянник Сережа чуть с полки от хохота не упал.

      В действительности же, моя жизнь и моя речь была бы существенно обеднена, не будь в моем распоряжении таких шедевров, как «Бачилы очи, що куповалы, – йиште, хучь повылазте», или – «який йихав – таку взяв»… И многое другое. А украинские песни, на которых я (и, можно сказать, весь советский народ) вырос, и без которых моя жизнь была бы если не совсем бесцветной, то, во всяком случае, поблекшей?!

      Так что, смеяться-то я смеюсь, но грань, за которой это может обидеть, стараюсь не преступать. Кроме этой грани в русско-украинских отношениях есть и другие – трагические, жестокие. Они проявлялись и в прежние времена, проявляются и сейчас. Пока не видно перспектив нормализации этих отношений – ни на формальном, политическом уровне, ни на уровне сущностных отношений людей.

      Вернусь, однако, в двадцатые. Начиная с 1923 года жизнь в Мариуполе постепенно налаживалась. Страшный голод отходил в прошлое, заработали промышленные предприятия и государственные учреждения. Приведу несколько сообщений о городских событиях двадцатых годов.

      – 11 марта 1920 года: начало формирования в Мариуполе Красной Азовской флотилии.

      – 1920: национализированы