взгляд.
Маленький круг, словно дальний конец опускающейся трубы, открыл перед ним крошечную частицу прежней реальности. Внутри этого круга он различил лицо солдата ТХЛ, сохранившее обычные свежесть и форму. Одновременно в бесконечном пространстве вне далекого кругляша реальности замигала и заискрилась такая масса нестерпимо ярких пятен, что, даже не сосредоточиваясь на них, он почувствовал боль. Они привели в смятение его систему зрительного восприятия, хотя и не оставляли в ней своих отпечатков. Невыносимо яркие пятна продолжали вливаться в него, и он знал, что они останутся надолго. Вернее, навсегда. Никогда не уйдут.
Он осмелился на кратчайший миг взглянуть на одну из световых фигур, притягивающую взгляд своей бешеной активностью. Находящийся под ней круг с прежней реальностью изменился. Рахмаэль торопливо отвел взгляд от фигуры. Слишком поздно?
Лицо солдата ТХЛ. С опухшими глазами. Бледное. Он ответил на взгляд Рахмаэля, их глаза встретились, они увидели друг друга, и после этого физиогномические качества пейзажа реальности быстро рассыпались за новым изменением: глаза превратились в скалы, которые мгновенно поглотил леденящий ветер, затянувший их снежным покровом. Скулы, щеки, рот и подбородок, даже нос исчезли, обратясь в голые валуны меньшей величины, также сдавшиеся снежной буре. Остался торчать лишь кончик носа – одинокая вершина над раскинувшейся на десятки тысяч миль пустошью, губительной для всего живого. Перед глазами Рахмаэля прошли годы, отмеченные внутренними часами его разума, он ощущал ход времени и сознавал причину упорного нежелания пейзажа ожить. Он понял, где находится, увидев знакомую картину, не узнать которую никак не мог.
Это был пейзаж ада.
«Нет, – подумал он. – Это надо прекратить». Потому что увидел возникшие повсюду крошечные фигурки, они оживляли ад своими лихорадочными приплясываниями, привычными для них – и для него, как будто он снова видел нечто знакомое и знал наверняка, что вынужден будет созерцать это ближайшую тысячу лет.
Его сосредоточившийся на этой единственной мысли страх навалился на ад обжигающим лучом и сдернул снежный покров, испаряя его тысячелетнюю глубину. Скалы опять появились, затем отступили во времени, чтобы снова оказаться чертами лица. Ад с пугающей покорностью перешел в прежнее состояние, словно вытолкнуть его из занятой им крепости реальности не составляло никакого труда. И это напугало Рахмаэля больше всего, ибо сулило страшные неприятности. Чтобы обратить вспять процесс возникновения извечного адского пейзажа, достаточно было ничтожно малой частицы жизни, хотя бы капли воли, желания и намерения. А значит, во время недавнего появления перед ним ада в Рахмаэле отсутствовали какие бы то ни было признаки жизни. Ему отнюдь не противостояли мощные внешние силы. У него не было противника. Ужасные всевозможные трансмутации окружающего мира появились стихийно по мере затухания его собственной жизни и (хотя бы на миг) перекрыли ему реальность.
Он