скрывается от глаз, и какие секреты хранит это дикое место. Ему представлялись волшебные существа, оставшиеся лишь в легендах и сказках, хотя некоторые полагали, что те вымерли. Дикое любопытство съедало, но принц не решался перейти тонкую грань, да и боялся, отец узнает. Мечты о приключениях так и оставались мечтами.
Годы бежали в бешеном темпе. Кто-то рождался, кто-то старел. Так от старости умер некогда грозный, но мудрый правитель Лангарда. Флахию пришло приглашение на коронацию нового короля и будущего союзника. За неделю до отъезда шёл сильный ливень. Фирс, привыкший не пропускать тренировки, надумал сражаться на мечах, как обычно в саду, под открытым небом, впитывая кожей капли дождя, танцуя в такт холодному ветру. Тренировки сыграли злую шутку. Он сильно простудился, и лекари запретили вставать с постели до полного выздоровления. Глядя, как сын кашляет, бредит во сне, горит от постоянной температуры, было решено, в поездку отправятся только король с королевой.
На дворе стояло дивное, солнечное утро. Приятный ветерок обдувал лица слуг, готовящих карету в путь.
– Всё готово, пора в дорогу, Ваше Величество, – кучер низко поклонился, и протяжный скрежет колёс послышался с улицы. Молодой принц выглянул из окна, наблюдая, как родители выезжают из замка и медленно скрываются за деревьями, направляясь в сторону гор.
Странные чувства тревоги и опасения закрались глубоко под кожу, царапая когтями нутро. До самого вечера тело сжималось и мелко тряслось. Руки не слушались, судорогой, скручивая пальцы. Едва передвигаясь на ватных ногах, больной принц нарезал рваные круги по комнате. Живот стягивало узлом. Он предчувствовал надвигающуюся беду, что не заставила себя ждать. По дороге в Лангард на королевскую карету напали разбойники. Никто не остался в живых.
Впервые в жизни Фирс испытал страх, ужасающее, поглощающее одним глотком, чувство боли. Печаль и скорбь острым ножом впивались в грудь. Сил не осталось. Казалось, сердце вот-вот разобьётся на тысячу осколков, что разлетятся по полу, и он зашагает по ним, разрывая ступни в кровь, лишь бы сменить моральную агонию на физическую.
Фирс плакал навзрыд. Незнакомые до сих пор слёзы душили петлёй. Пытаясь не задохнуться, он жадно глотал воздух, словно запертый в гробу и похороненный заживо. Крепкий мужчина, сидя на коленях, напоминал маленького беззащитного ребёнка. Ему хотелось кричать, стонать, выть от горя, и молодое здоровое тело, как старая прогнившая тряпка, валялось скрученным на полу. Он захлебывался утратой самых близких людей, единственных, кто по-настоящему любил его. Захлебывался от одиночества, мелькавшего, как тень в тусклом свете свечи. Следующие дни потонули в тумане. Кто-то приходил, кто-то уходил. Люди, фигуры, голоса. Слова сочувствия, рыдания слились в один проклятый день. Фирсу было безразлично всё, до тех пор, пока он не ощутил тяжёлую, как ноша всех королей, корону.
Коронация