ощущения от объятий и поцелуев. В-третьих, он стеснялся Люсиных откровенных прикосновений к своим самым интимным местам.
Сколь долго всё это продолжалось? Может, минуту, а может – вечность… Счастливые часов не наблюдают! Да и часов в темноте было не разглядеть.
Внезапно вспыхнул ослепительный свет. В дверях стояла биологичка Вера Анатольевна, Алексей, Гошка… и Кира. Ребятам понадобился скелет для очередного номера.
Антон и Люся отпрянули друг от друга, но вошедшим всё сделалось ясно. Вера Анатольевна даже хотела сделать замечание, в смысле, заорать от возмущения, но настолько обалдела, что только и смогла выдавить из себя:
– Здесь вам не тут!
Дальнейшего Антон не помнил. Очнулся дома, в своей постели. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивался солнечный луч, кинжалом коловший глаза. Во рту привольно раскинулась пустыня Сахара с горелым пнём языка посередине. Голова не болела, потому что целиком превратилась в сгусток боли. Казалось: шевельнись только организм – и этот сгусток взорвётся! Но покинуть постель было необходимо, причём без промедления, ибо мочевой пузырь и прямая кишка трещали по швам и вопили, что нуждаются в безотлагательном освобождении от продуктов распада, а не то…
Антон послушался этих призывов и двинулся на поиски туалета, который нашёл с первой же попытки. Оттуда до кухни с краном, испускающим спасительную воду, было рукой подать. А на кухне сидел отец.
– Доброе утро, Антон Петрович! – задушевно поздоровался Пётр Сидорович.
– Ы-ы… – невнятно отозвался юноша, жадно приникая к источнику живительной влаги.
– Что пил, сынок? – участливо и деловито поинтересовался отец, когда сын утолил супержажду.
– Водку… и портвейн, – признался тот.
Филин старший содрогнулся:
– И, без закуски!?
– Ага…
Подполковник танковых войск ощутил в себе сочувствие, основанное на личном опыте. Ругаться расхотелось.
– Запомни сын: ты вступаешь во взрослую жизнь, может, даже станешь офицером. Без спиртного обойтись в этой жизни не удастся. А потому! Никогда не смешивай, всегда закусывай, не пей наспех и с незнакомцами. Насчёт меры… она у каждого своя, определяется эмпирически. Старайся не превышать.
– Пап! Да я вообще теперь…
Отец снова вздохнул:
– Не зарекайся. Кто знает, как жизнь повернётся.
И закурил для уверенности.
Помолчали. Антон выпил предложенный отцом огуречный рассол. Сознание прояснилось, организм отживел.
– Слушай, а как я домой попал? Нифига не помню…
– Тебя мать привезла. Она специально вчера дежурила в дополнительной бригаде.
– Что, прям, из-за меня!?
Отец ухмыльнулся:
– Нет, из-за всех вас. Четверо упились до отключки, ещё троих из разных школ в приёмный покой пришлось везти с разбитыми мордасами. Ну, и ты среди прочих.
Антон виновато