Дина эта азартная игра, конечно, отчасти забавляла, но голод, благо пока без жажды, непреодолим. Ни о чем не мог думать. Хотелось поскорее насытиться. Да загвоздка вышла: ружье-то потеряно, а с ножом к хищнику не подкрасться – не заметит, так услышит, унюхает.
Вот, обозленный, и ковылял за ним Дин битый час, кровожадно размышляя:
– Оружие нужно дальнобойное. Без него никак. Волк, зараза, умный зверь: так просто к себе не подпустит – бросится. Один на один легко не одолеть – загрызет или покалечит. Бить надо издалека и так, чтобы наверняка, с первого раза. Да из чего только?.. Ни черта же нет… – осмотрелся: с востока на запад – голая пустошь, холмики, лески. И ни намека на жилища. – Из пальца, что ли, стрелять по нему? Или снежки лепить?.. Господи, самому смешно… – и, исподлобья поглядев на потрошителя, задиристо машущего куцым хвостом, поправил лямку рюкзака – и жарко, раздирая тишину, прокричал с показным раздражением: – А этот вон стоит все, смеется надо мной, сволочь! Шел бы ты от греха подальше и не появлялся! Чего пристал?! Чего дразнишься?! Еда ты для меня! Не боюсь тебя! – и себе, остынув: «Да и сделать-то ничего не могу ему. Как быть? А вдруг он – единственный зверь в округе и никого больше нет? И что остается тогда? Медленно подыхать? Или вновь, как раньше, обувь варить и размоченную кору обгладывать?..»
И, убоявшись давно пережитого, весь передернулся, перекривился, подпустил к сердцу острые льдины. Не вдруг припомнилась позапрошлая вьюжная зима и дичайший выбор: скатиться до людоедства подобно многим или остаться человеком? Пересилила тогда закаленная воля, а не дремучий инстинкт. Но то – давность, а сейчас?..
Дальше продолжил, воспротивившись возможной будущности:
– Нет-нет… не смогу так больше. Пытка это, дремучесть. Пускай крысы это жрут, но не я!.. Я – человек… – стиснул зубы, кулаки. Челюсть заскакала пружиной, заныли от натуги скулы. Тело, дух, рассудок – все призывало к борьбе за жизнь, отгоняло гибельные позывы. – Надо держаться. Изо всех сил…
Волку чихать на душевные столкновения человека: он – раз! – и еще на двадцать – двадцать пять шагов в пустыню. Потом оттуда гавкнул завлекающе – и зайцем пустился наутек. Снег из-под тонких лап вспорхнул изумрудными хлопьями, закружился, засверкал.
«Уйдет же… – как камнем стукнуло Дина по черепу, и тут же: – Надо за ним!»
Бросился вдогонку. Да разве ж угнаться за волком? Вскоре выбился из сил, вспотел, перед глазами – муть, перепляс. Ноги сделались чужими, одеревенели. Взял передышку, схватился за молотящееся сердце, осмотрелся и остолбенел – потрошителя-то и нет, исчез. Что делать? В груди зажгло, в спину студенисто дыхнуло отчаяньем. А живот крамольно бурчал, просил еды…
– Удрал, сукин сын. Поигрался в догонялки – и удрал… – со злобой просипел Дин, чертыхнулся, рассерженно топнул, задрал голову. Солнце еще высоко, но уже надо думать и об укрытии: проводить ночь на открытой местности или в бедном на деревья лесе – самоубийство. Если уж потрошитель, мясодер или прочие