совсем понятно, то ли нас действительно не заметили, то ли просто не сумели вовремя отреагировать. Хорошее начало, но верный спутник усталости – апатия, в которой я до сих пор пребывал, начала постепенно отступать. Я успел осознать, что мы, вообще-то вдесятером въезжаем на враждебную территорию, и собираемся устроить налет на храм чистого, в котором неизвестно сколько боевых монахов. Испуг быстро уступил место сосредоточенности – самое лучшее настроение перед делом.
Поднявшись от берега пришлось сбросить скорость. Тесные, извилистые улочки верхней Памплоны не способствуют гонкам. Однако реакции на наше вторжение до сих пор не наблюдалось. Улицы тихие и безлюдные, фонари редкие и тусклые, так что едва удается вписываться в повороты, прохожих на улице нет. Один раз промелькнул патруль, но локомобиль, проводив взглядом, даже не подумали остановить.
Храм чистых всегда виден издалека. Здесь на освещении не экономят. Нам это на руку, не промахнемся. Подъехав, развернулся лихо, поставив машину задним бортом к дверям. Перескочить из кабины и забраться в кузов недолго – пользоваться картечницей пока умею только я.
– Выбирайтесь, парни, и разойдитесь немного по сторонам от машины, – прошу я.
Можно уже стрелять, но мне приходит в голову еще одна мысль:
– Постучите кто-нибудь в ворота, да понастойчивее.
Все, включая Керу, посмотрели на меня с удивлением. Зачем предупреждать противника? Но я решил, что чистые пока слишком уверены в собственной неприкасаемости. Объяснять ничего не пришлось. Первым успевает самый младший член отряда – Ремус, как я успел запомнить. Подскочив к двери, он яростно заколотил кулаками, потом, не удовлетворившись результатом, достал великоватый для него револьвер, и принялся стучать рукояткой.
– Ты, стучащий, хочешь бога прогневить? Прояви уважение к святому месту, – раздался из-за ворот приглушенный голос. – Говори, зачем пришел в неурочное время, и не жалуйся, если причина не покажется мне достаточно важной.
– Именем республики, вы арестованы! – крикнул я. – Вы обвиняетесь в государственной измене, оскорблении чистого бога и помощи бунтовщикам. Откройте дверь, иначе будете атакованы!
Ответом мне послужило ошеломленное молчание. Даже мои спутники дружно вытаращились на меня одинаково круглыми глазами, в которых читалось полное непонимание ситуации.
– Жандарм, ты что, разум потерял?! – собеседник явно кое-как справился с удивлением, но до сих пор не мог поверить в услышанное. – Что за бред ты несешь? Какое оскорбление чистого бога?
– Я считаю до десяти и выламываю дверь!
– Ты не имеешь права, жандарм, кто бы ни дал тебе этот приказ. Монахи чистого бога не подсудны гражданским властям! Предупреждаю, если ты начнешь штурм, будешь очищен!
– Пять! Шесть!
За дверью послышались приглушенные команды. Да, я в них не ошибся. Чтобы монахи чистых, и подчинились какому-то жандарму? Этот монах, безусловно, знает, что никто в здравом уме не мог отдать приказ