от дома.
– Доктора Крапивина? Нет… Я вообще не очень хорошо помню больницу. – Элли поёжилась. Ей явно не хотелось вспоминать о том дне, который в мгновение ока из счастливого стал роковым, круто изменив её жизнь.
– Я уверен, он тебе понравится. Мне кажется, доктор Крапивин очень хороший специалист. – Альберт внимательно смотрел на дочь, следя за выражением её лица.
– Папа, а можно мне туда не ездить? Можно сделать так, чтобы врач приходил к нам домой?
– Нет, милая, так нельзя: в больнице есть специальное оборудование, которое может потребоваться при осмотре.
Элли сникла. В последнее время она стала плакать меньше, но была всё такой же бледной и молчаливой. Её скрипка, её любимая скрипка, с которой она провела большую часть своей жизни, лежала на своём месте, в футляре. Иногда с помощью Нины или отца, Элли открывала футляр, протирала скрипку мягкой бархоткой – и опять закрывала её в кожаном плену.
После случая с браслетами Альберт старался следить за тем, чтобы Елена как можно реже общалась с дочерью. Поэтому в спешном порядке, но под благовидным предлогом, он отправил её путешествовать по Европе, заявив, что ей необходимо получить новые, приятные впечатления.
Елена собралась со скоростью мысли – ещё бы, из-за Элли она пережила такой стресс! Конечно, ей необходимо развеяться. Так что, пока отец вёз дочь в больницу, её мать наслаждалась жизнью, посещая модные европейские магазины.
Похоже, это было к лучшему – её отъезд дал отдых всем домашним. Особенно Элли.
Сегодня Альберт впервые после травмы вёз дочь в больницу на осмотр. И он вёз её туда специально, он не раз вспоминал слова доктора о том, что Элли должна почувствовать, что с переломом руки жизнь не закончилась. Альберт Данилевский, генетик, человек научного склада ума, размышлял над тем, как можно подвести Элли к этой мысли, и сделать это естественным образом, так, как если бы она сама к этому подошла.
И, как ему показалось, он нашёл способ сделать это. Именно поэтому он вёз Элли в больницу.
Когда они приехали, Альберт оставил дочь в больничном холле, а сам пошел к доктору Крапивину.
Элли сидела тихо, она смирилась с тем, что сейчас ей будет нужно перенести осмотр. Она полностью погрузилась в свои грустные мысли, и почти не замечала происходящего, пока её не вывел из задумчивости громкий, протяжный стон.
Элли обернулась. Недалеко от неё, в ожидании приема сидела женщина лет сорока-сорока пяти. Она раскачивалась из стороны в сторону, как маятник, и беспрерывно что-то бормотала.
Когда за ней пришла медсестра, чтобы отвести её в кабинет к врачу, женщина с трудом поднялась и Элли увидела, что её живот обмотан марлевой повязкой, пропитанной какой-то мазью.
Медленно, не переставая бормотать, еле передвигая ноги, опираясь на руку медсестры, женщина шла по коридору. Вдруг она закричала, схватилась за голову, упала на колени, зарыдала и стала биться головой об пол. Вокруг неё засуетились медсёстры, ей быстро сделали успокаивающий укол, подняли на кресло-каталку и отвезли в палату. Сцена была очень тяжелая.