тут у меня болит, – бабушка посерьезнела и протянула маме больничную выписку. – Болезнь у меня, Катя, страшная, осталось немного. Вот, читай, годочек-другой остался. А Толика придется сдавать в детский дом. Забери его, Катя.
Бабушка сдерживала слезы. За всю жизнь не привыкшей просить, ей пришлось три дня настраиваться для разговора.
И мама взяла Толика к нам. Не знаю, сколько раз она пожалела об этом. Ни я, ни Толик ни разу не слышали от нее жалоб. А Толик стал звать маму мамой ровно в ту минуту, когда бабушка ввела его в нашу квартиру. Бабушка, пока везла его из деревни к нам, в Осташков, так и говорила: «Мы едем к маме и сестре». Маленький Толик поверил.
Деревня, из которой его вывезла бабушка, вздохнула с облегчением, особенно утки, которых он купал в пруду без их на то воли, и соседские девочки, которым он на подоконник, а если рука не дрогнет, то и на кровать, подкидывал лягушек.
В школе я была «ботаном» и отличницей, а брат хулиганил. В редкие дни его появления в школе преподаватели затыкали носы от тяжелого духа чуть подпорченной рыбы, которую они с друзьями круглосуточно ловили на Селигере, а затем коптили в железных бочках.
Мама не ходила на родительские собрания в его класс, заранее зная все претензии к ее «чаду». На Толикины прогулы в школе мама смотрела сквозь пальцы, главное – Толик приносил домой рыбу. Жили мы тогда скудно, и мелкие браконьерские сделки брата сильно помогали семейному бюджету.
Наш участковый, Игорь Иванович, перестал проводить беседы с Толиком где-то классе в шестом, только отзванивался маме, сообщая об очередной «шалости».
Когда Толик учился по второму разу в седьмом классе, в смутные девяностые, в магазин к маме пришел новый бухгалтер, математик, бывший изобретатель, Борис Иванович. Мама приглядывалась к нему два месяца, а затем женила на себе. Отчим и стал нашим настоящим отцом.
Девять классов за Толика закончила я. Братец к этому времени увлекся бодибилдингом, проводил время в «качалке», но никогда не отказывался подработать.
Я торговой хваткой пошла в маму. Она всю жизнь заведовала бакалейным отделом, а сейчас директор крупного магазина. Отчим в магазине старательно исполнял обязанности бухгалтера, но без огонька. Когда положение в стране стабилизировалось, он вернулся в институт и продолжил изобретать что-то сельскохозяйственное. А четыре года назад начался фейерверк его успеха. Отчим получал одну за другой весьма приличные премии. Мама вложила деньги в покупку большой квартиры в Твери и в собственный магазин. Но привычка все по десять раз пересчитывать и экономить у мамы осталась. Я в нее.
Мама так разволновалась, когда узнала, что мы едем за Урал, как будто впервые отпускала меня одну в школу, до которой придется переходить две дороги и обе без светофора. Отчим, наоборот, благословил. Ему нравятся все мои начинания, он почему-то верит в мою разумность. Я отчима тоже люблю. Бескорыстно. Хотя, когда он одолжил мне денег на мою «табуретку», а через полгода отказался взять деньги, я полюбила его еще больше.
Единственное,