собираются делать студенты или народ. Никакие постановления на бумаге никогда не дадут нам самоуправления. Никакие речи не сделают нас способными к самоуправлению. Только наши собственные действия сделают нас способными к самоуправлению». И вновь молодежь разражается овацией.
Это как будто уже не те люди, что тихо и чинно слушали в течение двух дней велеречивых ораторов. Встревожено покачивает седой головой Анни Безант, перешептываются разукрашенные как павлины махараджи, недоуменно бесстрастны шокированные англичане. Зал уже не видит их, все внимание Ганди, все сердца отданы этому немолодому человеку в крестьянской одежде.
И тут (ах, как характерно это для Ганди) он внезапно выливает на слушателей ушат холодной воды. Он заставляет их критически посмотреть на самих себя и шире – на любимую страну.
Он заговорил о городе, лежащем за стенами Колледжа, о священном Бенаресе, о грязи дорог, ведущих к храмам, о кривых и узких улицах. «Если даже наши храмы мы не можем сделать просторными и чистыми, то каким же будет наше самоуправление? Станут ли наши храмы воплощением святости, чистоты и мира, когда англичане удалятся из Индии совсем – по доброй воле или по принуждению?». Эти вопросы, эти мысли вслух задели всех слушателей – индийцам не понравилось, что Ганди в присутствии англичан не постеснялся открыто говорить о том, что города их страны это «смердящие логова», а англичан потрясли как бы мельком брошенные слова об их неминуемом уходе, да еще «по принуждению». Но Ганди сказал еще далеко не все.
Какое-то время он развивал свою мысль о физической нечистоплотности. Богатый опыт прошедшего года пригодился ему сейчас: «Я часто езжу по железным дорогам. Я вижу трудности, с которыми сталкиваются пассажиры третьего класса. Но ни в коем случае нельзя во всем винить железнодорожную администрацию. Мы понятия не имеем об элементарных правилах гигиены. Мы плюем на пол вагона, не думая о том, что он нередко служит нам местом для спанья. Нас не волнует наше поведение в поездах, результат же – неописуемая грязь в купе».
В зале нарастал шум, кто-то что-то выкрикивал, студенты спорили друг с другом Они пытались уразуметь, какая связь между плевками на полу и тем светлым видением свободной Индии, которым так увлек их уже этот странный, ни на кого не похожий человек Ганди между тем продолжал, связывая воедино все свои мысли и не давая возбужденным слушателям повода думать, что эти его наблюдения их не касаются. «Пассажиры так называемых высших классов внушают благоговейный страх своим менее счастливым собратьям. Среди них немало и студентов. И они ведут себя иной раз нисколько не лучше. Они говорят по-английски, носят норфолькскую куртку с поясом и поэтому считают себя вправе врываться в вагоны и занимать сидячие места…. Разумеется, все это мы обязаны упорядочить в своем движении к самоуправлению».
Председательствующий, усатый пожилой махараджа Дарбханга, увенчанный за заслуги перед британской короной титулом баронета, встревожено советовался с