Мишку! – сказал Кент.
– Пусть земля ему будет пухом! – поддержал Васильев.
– Царствие ему небесное! – добавил Деев.
Верасок выпил молча.
– У тебя есть какие-то подробности? – спросил он.
– Нет, – ответил Кент.
– Жуткая смерть! – вздохнул Семен.
– Жуткая, – согласился Кент.
– За что его могли убить?
– Не знаю.
– Может, за какую-нибудь заметку? – предположил Васильев.
– Может быть.
– А вы знаете, уважаемые коллеги, – сказал Деев, – что за последние два года в России погибло 76 журналистов?
– Целая рота! – воскликнул Верасок.
– Видимо, мы сильно промахнулись с профессией, – сказал Семен.
– Не переживай, убивают не всех, – заметил Верасок.
– А только тех, кто все снует, – добавил Васильев, не став договаривать до конца матерное четверостишие Губермана.
– Что ты по этому поводу думаешь, Кент?
Деев пытался нанизать на вилку тонкую полоску лука.
– Я думаю, в этой стране вредно жить, – сказал Кент.
Бутылка водки закончилась быстро. Взяли вторую.
Вторую пили молча.
– Кто-нибудь на работу идет? – спросил Васильев, когда компания вышла на улицу. Оказалось, в редакцию нужно только ему.
Васильев остановил такси, перед тем как плюхнуться на переднее сиденье, обернулся.
– Кент, – сказал он, – я бы не хотел, чтобы ты оказался следующим.
Не зная, как отреагировать на эти слова, Кент взмахнул рукой и улыбнулся.
Придя домой, Кент принял ванну, заварил крепкий черный чай, включил телевизор. Диктор сообщил, что в Москве во время пожара на складе лакокрасочных изделий сгорели четверо рабочих, а в Новосибирске школьницы забили насмерть одноклассницу. Кент выключил телевизор.
Замок в двери щелкнул. Мальчишка двенадцати лет сбросил с плеча ранец. Кент вышел в коридор.
– Как успехи?
– Тысяча.
– Замечания были?
– Да. Когда плыву кролем, плохо работаю ногами. Мальчик тонкими ноздрями втянул воздух.
– Ты что, выпил? – спросил он.
– Я сегодня похоронил товарища, – сказал Кент.
– А, того, которого сбросили с крыши?
– Да.
– За что его?
– Не знаю.
– Ваших часто убивают.
– Это верно.
– А тебя не убьют?
– Нет.
– Почему?
– Я осторожный.
После ужина сели за шахматы. Игру разложили на кожаном диване, по цвету похожем на бурый осенний лист. В узком пространстве между окном и диваном на высокой индийской тумбочке стояла большая лампа с красным абажуром. Лампа тоже была сделана в Индии. Ее ножку словно воткнули в гроздь из красных стеклянных камешков, по форме напоминавшую ананас. Когда лампу включали, она вспыхивала сочным алым светом.
Шахматы были старые, с отбитыми мордами у