Не кричи мне вслед больше. Не кричи! А теперь иди домой, шатаясь и схватившись за горло. Ты уже запомнил меня. Ступай вон! Не оборачивайся! Что?.. Ну, я же догоню… И бежать мне легко. Я лечу… лечу…
Оставьте меня… Кончается ночь… Мне еще нужно повидать его… моего единственного… Я же не успел сказать ему самого главного. Это все пустяки… Я сразу не нашелся… Это же все мелочи… Только тебе я могу сказать… Только от тебя я могу услышать… Мы просто были в запале… Я позвоню… Я позвоню…
Кончается ночь… Мне надо сказать маме, как я хочу сберечь ее. Я позвоню… Я позвоню…
Сказать моей первой, моей ранней, что я любил ее и не говорил из дурацкой сдержанности, которую называл мужской. И если бы я сказал второй, что люблю, я бы ничего не потерял, а только стал бы лучше… Я позвоню… Я позвоню…
Звонок… Я прощаюсь с вами… Одеваюсь. Ем. Бегу. Лечу. Сажусь и молчу. Скупо, сжато, остроумно – характерно для меня!
Портрет
О себе я могу сказать твердо.
Я никогда не буду высоким.
И красивым. И стройным.
Меня никогда не полюбит Мишель Мерсье.
И в молодые годы я не буду жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчиков, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека.
Да и эта одна начинает иметь свое.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения.
И фильм не поставлю.
И не получу ничего в Каннах.
Ничего не получу – в смокинге, в прожекторах – в Каннах.
Времени уже не хватит… Не успею.
Никогда не буду женщиной.
А интересно, что они чувствуют?
При моем появлении все не встанут.
Шоколад в постель могу себе подать.
Но придется встать, одеться, приготовить.
А потом раздеться, лечь и выпить.
Не каждый на это пойдет…
Я не возьму семь метров в длину…
Просто не возьму.
Ну, просто не разбегусь…
Ну, даже если разбегусь.
Это ничего не значит, потому что я не оторвусь…
Дела… Заботы…
И в том особняке на набережной я уже никогда не появлюсь.
Я еще могу появиться возле него.
Напротив него.
Но в нем?!
Также и другое…
Даже простой крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды…
И из наших не выйдет.
И за мои полотна не будут платить бешеные деньги.
Уже нет времени!
И от моих реплик не грохнет цирк и не прослезится зал.
И не заржет лошадь подо мной…
Только впереди меня.
И не расцветет что-то.
И не запахнет чем-то.
И не скажет девочка: «Я люблю тебя».
И не спросит мама: «Что ты ел сегодня, мой мальчик?»
Но зато…
Зато я скажу теперь сыну: «Парень, я прошел через