очередного семейного торжества. Иван Лукьянович одалживал проездной билет у соседки по квартире, затем до блеска вычищал драной щеткой парадно-выходной костюм тридцатого года прошлого века и долго всматривался в номера троллейбусов на остановке. У Ивана Лукьяновича было плохо со зрением. Старик ехал в гости, как в места лишения свободы. Обратно его доставлял Лева. Капитан Бронштейн взваливал грузное тело на плечо, забрасывая его за спину, словно это было не тело родного тестя, а мешок с картофелем. Все эти манипуляции Лева проделывал безропотно, не матерился, не пилил Валентину. Принимал отца жены, как неотложный родственный долг. А долги возвращать надо. Раз в году Валентина производила генеральную уборку в комнате отца. Стирала белье, занавески, боролась с пылью и паутиной, скопившейся в углах и под кроватью, она бы чаще наезжала, но отец был неумолим. Ежегодные чистки его вполне устраивали. Однажды Валентина наткнулась на тугие свертки под матрацем. Она потыкала пальцем в смятую газету, попыталась проделать дырочку в одном из свертков, но в это время в комнату вошел Иван Лукьянович.
– Валентина, положь на место, не трогай! – гаркнул сиплым голосом бывший боцман.
– Пап, а что это такое? – спросила Валентина, вытирая испарину со лба.
– Не твоего ума дело! – отрезал Иван Лукьянович. – Положь на место.
Валентина послушно сунула свертки под матрац, но в ее подсознании осталась память о тугих свертках, набитых скрученными в трубочку бумажными рулончиками. Она догадывалась, что отец копил деньги на похороны. Под матрацем было много денег. Рано или поздно получатся богатые похороны. С оркестром, с причтом и дьяками. Так думала Валентина. Иначе к чему бы отцу столько денег. В конце концов, если с Иваном Лукьяновичем что-нибудь случится, Лева никогда не бросит его. Надо будет лечить тестя – капитан вылечит. Надо будет похоронить тестя – капитан похоронит. А сейчас Лева попал в беду, значит, отец должен помочь. Забрать бы тугие свертки из-под матраца. Валентина прошла сквозь полумрак грязной лестницы, пропахшей человечьей и кошачьей мочой, с силой надавила на кнопку звонка.
– Кто? – тут же откликнулся звонкий голос за дверью, будто неведомый сторож стоял и ждал, когда кто-нибудь позвонит или постучит.
Это была соседка, по голосу слышно, Валя не любила любопытную сухопарую кочергу, обросшую с ног до головы редкими волосиками. Сама старая, а голос, как у пионерки. Она уже давно приглядывалась к наследству Ивана Лукьяновича, положив «глаз» на комнату и имущество старого холостяка. У соседки было много дочерей, но все они разбрелись, как сумели, поселились на разных окраинах города, лишь бы не существовать в едином пространстве с родной матерью. Разумеется, они рассчитывали на законную жилплощадь, предъявляя на коммуналку свои права. Одна из дочерей оставила матери своего отпрыска. Для пригляда за комнатой. Много лет неугомонный отпрыск разбавлял существование старой женщины своим присутствием. Потом бесследно пропал