лапах, показывая в улыбке все свои сорок два белоснежных зуба. Тыква тоже приветствовала радушно, сидя на своём пуфе; шёлковая подушечка, которую Ансель подарил ей, была аккуратно покрыта сверху изящной кружевной салфеткой.
Домочадцы ещё не вернулись, и он решил дождаться Симона в его комнате. Но прежде надо было немного поболтать с Чау и Тыквой, чтобы не огорчить их недостатком внимания. Гостеприимные Чау и Тыква предложили ему чаю, но Ансель, поблагодарив, отказался – пил недавно! Лукерья долго рассказывала, как её утомляют эти поездки на приёмы во дворцы правителей, и как она поэтому терпеть не может на них бывать. Чау и Ансель вежливо слушали. Наконец, настал момент, когда он смог уйти в комнату Симы.
Самым ценным предметом меблировки здесь было глубокое и широкое кресло, застеленное серо-зелёным клетчатым ворсистым пледом. Ансель удобно расположился в нём и протянул руку за лежащей на столе книгой. В этот момент он услышал громкий, внезапно оборвавшийся лай, потом тяжёлый топот бегущих ног, гулкий удар, звук тяжёлого падения и крик Тыквы: «Ансель! Ансель! Ансель!». Он, стремглав бросился в гостиную, где увидел раскрытую входную дверь, опрокинутый стул, поднимающегося с пола незнакомого мужчину с безжизненной Собачкой на руках. Ансель растерянно остановился, не понимая, что происходит, но в это время Лукерья крикнула: «Держи его! Он уносит Чау! Отними её!», и это расставило всё на свои места. Ансель бросился на незнакомца и вырвал собачку из его рук. Тот попытался сопротивляться, но недолго и не очень уверенно. Через мгновение он бросился вон из Дома. Ансель отчётливо услышал, как за воротами отъехала повозка, но ему было не до погони. Он растерянно смотрел на обездвиженную собачку, потом бережно положил её на диван и бросился в кухню – за водой. Вернувшись, услышал тихий плач откуда-то из-под стола. Плакала Тыква.
– Лукерьюшка, что с тобой, милая? – закричал он.
– Бочок я ушибла. И ещё он меня ногой сильно ударил, – сквозь рыдания произнесла она.
– Сейчас, сейчас, милая, потерпи немножко, – сочувственно забормотал Ансель, – сейчас я тебя на пуфик твой посажу, водичкой побрызгаю, хочешь – одеялком накрою, только не плачь! – Он вытащил тяжёлую тыкву, уложил её на любимый пуф и начал брызгать водой то на неё, то на собачку. Ансель метался между бесчувственной Чау и плачущей Лукерьей, и не мог понять, что же всё-таки произошло. Чаушка лежала в глубоком сне – он ощупал её лапы, потрогал нос, послушал дыхание, было очевидно, что она спит! Уложив её на диван, повернулся к Лукерье.
– Что случилось тут у вас? Что с Чау, и почему ты оказалась под столом, и кто это был здесь? Объясни мне, пожалуйста!
– Я прыгнула к нему под ноги…
– Да зачем же? Зачем ты прыгала?
– А как я ещё могла помешать ему? Он уносил Чау! Набросил ей на лицо какую-то тряпку, она потеряла сознание, схватил её и бросился с ней убегать. И… И я прыгнула ему под ноги, он споткнулся и упал, и меня ногой ударил сильно, – Лукерья снова громко всхлипнула, – а тут ты прибежал, и он не смог унести нашу собачку!
Ансель