отец лежал на земле, и его глаза смотрели в небо. Знаешь, какая была моя первая мысль, когда я его увидел?
Хусейн покачал головой.
– Я подумал, что не хотел бы так умереть, – процедил эмир. – Для воина лучшая смерть на поле сражений, разве нет? А теперь считаю, что я был не прав. Разве не прекрасно умереть на родной земле, возле родного дома? Умереть спокойно, словно уснуть?
Хусейн удивленно посмотрел на него:
– Ты действительно так считаешь?
– Наверное, – Тимур бросил письмо на ковер. – Сколько тебе понадобится времени, чтобы подготовить повозки с вещами и еду?
– Можно управиться и за день, – ответил родственник. – Чем скорее мы уедем отсюда, тем будет лучше для всех.
– Это правильно, – эмир наклонил голову. – Иди и поторопись. Думаю, у нас нет на подготовку и дня. Сегодня письмо не дошло до Ильяса-Ходжи, но его отец может послать другое. Он не успокоится, пока не узнает о моей смерти.
– Я понял тебя, – сказал Хусейн и направился к выходу. – Я сообщу тебе, когда все будет готово.
Он удалился так же тихо, как и вошел, и Тимур, помрачнев, отправился следом, чтобы предупредить жен о предстоящей поездке.
Обе женщины с детьми жили в одном шатре. Увидев своего повелителя, первая жена Айгюль, рано постаревшая, измученная частыми родами, сжалась, словно ожидая побоев, и опустила голову.
Щебетунья и хохотушка в юности, она сильно изменилась, когда эмир привел в дом вторую жену: стала скрытной и задумчивой, часто забивалась в угол и давала волю рыданиям или сидела на ковре, глядя в одну точку.
Как только супруг объяснил им, что нужно покинуть эти места, Айгюль ничего не ответила, даже не пошевелилась. Черные косы лежали на ее спине, будто змеи.
Тимур вспомнил, как раньше любил зарываться лицом в ее густую, пышную гриву, пахнувшую дымом костра. Но это было давно…
Когда он воспылал любовью к сестре Хусейна, Ульджан, первая жена была почти забыта.
Он потрепал ее по мягкому плечу, потому что чувствовал: она нуждалась в ласке и поддержке.
– Не бойся, все будет хорошо. Собирай детей.
Ульджан, сестра Хусейна и любимая жена, тоже ничего не сказала, и эмир подумал, что молчание и покорность жен он всегда ценил больше, чем многословие подчиненных.
Подойдя к Ульджан, он положил ей на голову тяжелую сильную руку и почувствовал биение собственного сердца.
– Поверь, я…
– Ничего не говори, мой повелитель, – быстро произнесла женщина и бросила на него нежный взгляд. – Не мне обсуждать твои решения. Я соберу вещи и детей, и мы покинем дом, когда ты нам об этом скажешь.
– Хорошо, – согласился эмир. – Я дам вам знать.
Тимур вышел из шатра, сел на холодную землю, орошенную осенним мелким дождиком, и задумался. Он пока не представлял, куда они завтра направятся. Может быть, придется не один месяц блуждать по степям и пустыням, терпеть лишения и холод… Но все равно это лучше, чем смерть.
Подперев