га детства тезку Николая Петровича Брагина.
Николай Брагин, широкоплечий костлявый мужчина со смуглым скуластым лицом был, чуть-чуть выпивши, и держал в руке стеклянную пол-литровую емкость с прозрачной жидкостью, купленную в магазине за два рубля восемьдесят семь копеек.
После взаимных приветствий и малозначительных фраз разговор свернул к приятной для друзей теме:
– Едем сегодня на рыбалку, – предложил Брагин.
– С ночевкой? – спросил Казаков.
– Разумеется, – ответил Брагин и многозначительно приподнял державшую в руке емкость.
– Куда едем? – живо осведомился Казаков.
– В Грушевку на пруд. Степа каждый день привозит оттуда по три-четыре килограмма карасей. Только собирайся быстрее. Бери удочки, закидушки, накопай красных червей. Минут через двадцать я заеду. А это возьми с собой, чтобы моя жена не увидела, – сказал Брагин и передал заветную емкость своему другу.
Где-то, часа через два, старенький мотоцикл «Ковровец» с обоими рыбаками остановился возле небольшого колхозного пруда на краю села Грушевка в двадцати пяти километрах от районного центра.
И еще через десять минут Николаи сидели у самой воды и сосредоточенно следили за неподвижными поплавками.
Рядом, примерно в двадцати метрах, точно также сидел и напряженно смотрел перед собой Степа, а точнее, Степан Иванович Стрелецкий, крепкий коренастый мужчина пенсионного возраста, приехавший сюда чуть раньше на черном тяжелом мотоцикле с коляской.
– До вечера клева не будет. Жарко, – авторитетно заявил Степан Иванович.
Николаи посмотрели на безоблачное небо, затем друг на друга и, оставив удочки, молча полезли вверх по крутому береговому склону. Сняв с мотоцикла видавший виды рюкзак, они извлекли из него выпивку, закуску разложили все на траве и уселись рядом.
– Сте-па! – позвал Брагин и, подняв над головой пол-литровую бутылку, аппетитно постучал об нее граненым стеклянным стаканом.
Стрелецкий всегда отличался сообразительностью, и поэтому через мгновение он крепко держал в правой руке теплое ребристое стекло.
– Ха-ра-ша! – крякнул Степан Иванович, откусывая молодой хрустящий огурец.
– Хорошо пошла, – сказал Казаков и передал пустой стакан Брагину.
Брагин, приняв внутрь, ничего не сказал, только взял корочку черного хлеба. Понюхал ее и положил обратно на траву.
В высоком лиловом небе висело раскаленное солнце. Ветра не было. Жара спадать не собиралась. Мертвые поплавки неподвижно лежали в грязно зеленой воде. До вечера было далеко.
Казаков Николай пошарил у себя по карманам, отыскал два мятых рубля с нужным количеством мелочи и сказал: – Повторим, ребята!
– Повторим,– сразу же ответил Брагин.– Бери мой мотоцикл и езжай.
Сельский магазин был не далеко и минут через десять-двенадцать горячий мотоцикл стоял на прежнем месте.
– Ха-ра-ша! – крякнул Степан Иванович, доедая огурец.
– Хорошо пошла, – сказал Казаков и передал пустой стакан Брагину.
Брагин, приняв внутрь, ничего не сказал, только взял корочку черного хлеба. Понюхал ее и положил обратно на траву.
После приятного перекуса рыболовы спустились к удочкам и застыли возле них в ожидании клева.
Бутылочным стеклом блестела вода в пруду, в ней купалось пьяное солнце и чему-то сладко улыбалось. Мимо по дороге проехал колесный трактор с прицепом, громыхая пустыми молочными флягами. За трактором прошло мычащее стадо коров во главе с полусонным пастухом. Со склона, громко ругаясь, скатилась белая утиная стая и, подняв сильное волнение на поверхности пруда, уплыла на другой берег.
Друзья рыболовы, вновь оставив удочки, собрались возле мотоцикла Брагина. На сей раз по карманам у себя шарил Стрелецкий, и необходимая сумма денежных знаков, конечно же, нашлась.
Казаков снова сел на «Ковровец» Брагина и без лишних происшествий доставил очередной стеклянный сосуд. Кроме того, на оставшиеся деньги он купил черствый пряник и банку кабачковой икры.
– Ха-ра-ша! – крякнул Степан Иванович и откусил половину пряника.
Брагин вновь налил стакан и протянул его Казакову. Казаков замотал головой и сказал: – пей, я после.
Брагин не стал «после», он выпил, понюхал половину пряника, положил его в рот и принялся невозмутимо жевать. Затем он взял открытую банку кабачковой икры, и только хотел рыбацким ножом вкусить «мировецкого закусона», как банка выскользнула из его рук и покатилась вниз по склону. Догнал ее Брагин уже в пруду. Он поднял банку, осмотрел ее, осторожно слил прудовую воду, расколотил содержимое и отпил часть его.
– Есть можно, – сказал он, поднимаясь к смеющимся друзьям. – На, бери, – протягивая банку Казакову, сказал он.
– Сам пей эту бурду,– ответил Казаков, перестав смеяться. Он встал, взял бутылку водки с остатками горячительного напитка, спустился к удочкам и воткнул початую поллитровку в илистую прохладную