ветхую дверь, она почувствовала запах гнили. Доски или сено, без разницы, но Ро захотелось убраться отсюда.
Ингмар спал, раскинув руки. В свете лампы она заметила слюну, что стекает у него по шее. В сапогах, но портки и рубаха из мешковины.
Когда она приблизилась, то юноша заворочался и забормотал.
–Уже утро?
–Смотря, когда ты лег спать.
Ингмар распахнул глаза, вскочил и прикрылся от света.
–Чего пришла? Я ничего не крал.
Ро поморщилась от запаха и кивнула на дверь.
– Это радует. Отложишь сон на часок-другой?
–Мне завтра на работу.
Женщина вздохнула.
–Там тебе дают больше, чем в приюте?
–Нет, но это честный труд.
–Иногда за разговор могут заплатить недельным жалованьем. За честный разговор.
Ингмар отвел взгляд, провел по лицу рукой и зевнул. Ро заметила, что его пальцы покрылись мозолями и едва разгибались. А в складках шеи скопилась грязь.
–Недельное значит, – сказал юноша, причмокнув, – час так час. Не больше.
Они вышли на улицу и сели на скамью недалеко от дома. В нескольких шагах стоял колодец, а чуть подальше кол для привязывания скотины. В большинстве домов потух свет, а единственное – что отделяло женщину и юношу от мрака – лампа.
–Другие уже вернулись. – начала Ро.
–С подсвечниками?
Она задумалась. Потому что не обратила внимания на пропажу вещей. Её заботили только дети. Хотя о чем-то таком говорил Вильям. Или Матильда?
–Вернулись. Это главное.
Ингмар поднял ком земли и разламывал его, пока в руках не осталась пыль. Затем взял еще один.
–Ты их подбил на побег?
–Увязались. Но струхнули, как только пришлось горбатиться. Я-то знал куда иду, знал чего хочу.
–Спать на сеновале и неделю не мыться?
–Нормальной работы. Все эти буквы, руны. Они же похожи как… как…
–Дни в поле. Один от другого не отличишь.
Ингмар проскрежетал зубами.
–Да, но там хотя бы знаешь, что будет завтра. А с тобой. Не успеваешь понять одно, как сразу другое, там третье. Торчишь с этим пером, а оно не слушается. А рядом малявки делают лучше тебя, да так, что самому не верится. Хочется взять, да треснуть им. Умникам. Сижу как баран и толку никакого. Еще за это меня кормят и одевают. Бред! Тебе спасибо, конечно, но где долбаная справедливость? Другие горбатятся, а мы на жопе сидим и бумагу портим.
–Я же говорила, что музыка сложнее.
–Но в поле хотя бы видно, что ты делаешь. Убрал пол поля – видно, убрал все поле – тоже видно. И радостно. А здесь три месяца и что? Где изменения? Я как не делал ничего, так не делаю.
Ро хмыкнула и вспомнила брата, который пальцам музыканта нашел другое применение.
–Мне казалось, ты стараешься.
– Я могу стараться по воздуху ходить и что дальше?
Женщина пожала плечами и запрокинула голову.
–Найдешь учителя, может быть, научишься. Но сомневаюсь, что это легче музыки. Музыкантов я повидала, а вот тех, кто по воздуху шагает… Хотя, если поискать,