похожей на подаяние, напоминали монахов. Но, несмотря на это, а может быть, именно поэтому каждый из них жил делом своей жизни и излучал то, что можно назвать «принадлежностью» и «преданностью». Преданностью искусству, традициям русской живописной школы или просто стенам института. Эля без труда могла вспомнить лица многих своих учителей и их голоса – иногда строгие, иногда ироничные, но всегда как будто настроенные на «вечное», а потому излучающие это «вечное» каждый день на самых обычных занятиях. Рядом с ними меньше всего думалось о том, что их жизнь, а впоследствии и жизнь их выпускников – это ежедневный труд, не гарантирующий ровным счётом ничего даже при наличии таланта. Но высокомерие, с которым они встречали все шаткие опоры своей жизни, не оставляло сомнений в их исключительности и передавалось ученикам. Cтоило только вспомнить крылатые фразы Пал Палыча, от которых ухохатывалось не одно поколение студентов, или вдохновенные лекции Паровской, как становилось неловко даже думать о том, как бы подороже продать то, что создаёшь. Нет, ребят, извините, но не пошли бы вы со своими экономическими реалиями… это всё не про нас!
Элька рисовала. Звук телефона отвлёк в тот момент, когда работа захватила ее целиком, но ответить всё же пришлось: это была хозяйка квартиры. Рассыпаясь в извинениях, она сообщила, что с будущего месяца вынуждена повысить квартплату, потому что цены растут, а она и так долго держалась и не повышала. Эле нечего было ответить, кроме как «хорошо», хотя ничего хорошего в этом сообщении не было. «Ну, ты подумай! Повышать она решила именно сейчас, ни раньше, ни позже! Вот уж действительно, беда не приходит одна. Так, стоп, это ещё не беда, успокойся и работай дальше», – положив трубку, подумала она.
Следующий день и через день тоже, да что уж там говорить, все следующие недели Элька проводила примерно так же. Писала, писала… Это можно было бы назвать «творческим запоем», не хромай она на кухню по два-три раза в день, чтобы приготовить еду себе и сыну. Конечно, были и другие отвлекающие обстоятельства: пару раз она совершила путешествие Одиссея в поликлинику, иногда звонил Виктор, с которым Эля продолжала держаться вежливо, но на расстоянии, не зная, как объяснить, что звонит он зря. Регулярно она отправлялась в интернет посмотреть, как там продаются её картины. Уверенность, что их «оторвут с руками» в первые же дни после размещения на сайтах, растаяла очень быстро. Элька понимала: что-то идёт не так, поэтому через неделю стала постепенно снижать цены, но тишина в эфире продолжалась. Пару раз ей писали, задавая вопросы о размерах, раме и других деталях, но продаж так и не было. Какой-то примерный внук, дай бог ему здоровья, позвонил и сказал, что с удовольствием купит для своей бабушки этот пейзаж, а потом назвал цену, которая составляла стоимость холста под слоем красок. Эля не обиделась, решив, что он просто не в курсе.
Вскоре женщина начала нервничать: «Может, не там размещаю? Или плохо сфотографировала? Да что вообще происходит?!» Впрочем,