забрала первым. Я очень расстроилась. Почему ему всегда везёт? Как-то ему папа уколы ставил, Лёня рыдал, а мама за каждый укол подарки покупала. Однажды он потребовал бескозырку, и ему ведь её купили! А я?! Я готова была почти безвозмездно по два укола в день терпеть за один подарок. Особенно мне тяжело было пережить эту бескозырку. Я была уверена, что мне она нужна больше. Я уже представляла себя в ней. И как я буду распевать свою любимую на тот момент песенку, вышагивая по парадной лестнице нашего дома:
Из-под горки катится голубое платьице.
На боку зелёный бант. Тебя любит капитан,
Капитан молоденький, звать его Володенька,
Через годик, через два будешь ты его жена.
Мне казалось, что бескозырка прямо создана для этой замечательной песни. Или песня для неё?
Я категорично настаивала на уколах и требовала равноправия. Однако в законной, по моему мнению, просьбе было отказано. Вот и теперь Лёня на скорой кататься поехал без меня.
Но есть на свете справедливость! На следующий день скорая и за мной приехала. Счастье настигло меня! Правда, в больнице мне определённо не понравилось. Я требовала свободы и немедленного возращения к маме, потому что там за уколы подарков никто не давал.
Отбыв положенный срок в больничной палате, мы с Лёней обрели желанную свободу и вернулись домой. Садик для нас был закрыт на месяц. Родители на работе. А кто же с нами будет дома сидеть? И тут наша бабушка предложила свою подругу. Они вместе ещё в начале XX века учились в Орловском институте благородных девиц и получили великолепное образование. Звали её Марина Николаевна. Так у нас появилась няня. Это была очень интеллигентная, красивая, статная, милейшая дама лет шестидесяти пяти. Она всегда была безупречно одета и причёсана. На голове был неизменный пучок из припудренных сединой волнистых волос. А все аккуратные, наглаженные платья неизменно украшал ослепительно-белый кружевной воротничок.
Алёнка
Она была уверена, что получила на попечение двух очень благопристойных деток. Будто английская королева приходилась им бабушкой.
Воспитание началось прямо с утра. Когда я появилась на завтрак в одних трусах и с причёской, не тронутой расчёской, Марина Николаевна мне тактично заметила, что барышни не должны в таком виде являться миру. И потребовала нарядиться и причесаться. Изумлению моему не было конца, оставалось только посочувствовать этим загадочным барышням. Неужели им никто не объяснил, что мы пришли в этот мир голыми? Голыми и уйдём. Голыми и нужно везде ходить!
Но пришлось одеться. Я и носки надела, пусть даже не парные. Я давно заметила, что на каком-то цикле стирки один носков всегда сходит с дистанции. И чаще всего навсегда.
Причесав кое-как волосы, присела за стол напротив брата, который строил мне рожи и показывал язык. Это было уже слишком! Марина Николаевна тем временем, повязав кружевной фартук, поставила передо мной тарелку с манной кашей. Лёнин язык не давал