Столько времени на поиски уходит.
И подумал, что надо обязательно завести детей. Когда человек становится в жизни не нужным никому и ему ничего уже от жизни не нужно, у него остаются только они. А пока человек любим и ему есть кого любить самому – ничего еще не пропало и смерти нет.
Отец очень любит оперную музыку. В результате включает ее на полную мощность, под нее копается в доме, ест и даже спит.
Мама решала эту проблему по-рабоче-крестьянски: «Витя! Выруби этот нудёж, голова болит!» Папа расстраивался, чувствовал себя непонятым в лучшем и скрепя сердце делал тише, и только после очередного крика мамы сокрушенно выключал совсем.
Я же, немного подумав, говорю вкрадчиво: «Видишь ли, папа, нельзя жить двадцать четыре часа в музыке…» Папа сразу впадает в транс и тут же выключает, не теряя настроения.
Оборудовал ему компьютерный уголок. Выкинул стульчак без спинки, поставил удобное кресло. Навел немецкий порядок на столе, карандаши в карандашнице, записная книжка сложена в уголке, пароли под днищем ноутбука.
Папа приходит из магазина.
– Чего? На фига это надо?!
– Папа, ну так удобней.
– Кому удобней? Мне неудобно.
– Ты сядь, попробуй.
– Не буду. Устроил тут!
Я по-восточному коварен.
– Папа! Ты за кресло деньги платил? Тридцать лет назад?
– Ну платил.
– Так почему ты на нем не сидишь? Деньги на ветер, получается.
Папа неуверенно мнется. Думает.
– Та отстань, нам это кресло родители мамы подарили…
– Так пусть без толку пропадает теперь? На нем Котася спит – не жирно ли?
– Котасю я гоняю… а карандаши зачем мои трогал, стакан тут еще какой-то…
– Карандаши валяются как попало, рукой махнул, карандаш упал – грифелю капут, что делать?
– Новый куплю.
– Новый? Ты знаешь, сколько сейчас стоят карандаши? Богатый ты стал, я вижу.
Папа о чем-то догадывается, но сражен моей логикой. Ходит по дому, но уже не такой мрачный. Садится за компьютер, вздыхает.
– Ну что, удобно?
– Та не знаю я. Нормально.
Потом, пожевав губами, обиженно добавляет:
– Ну тебя на фиг. Тебя если бы судили, никогда бы не сел – с твоим языком.
Папа очень любит оперную певицу Юлию Лежневу. Когда он начинает плохо себя вести, мой убойный аргумент: «Все! Встречу Юлю на какой-нибудь творческой тусовке – я ей расскажу, что ты ходишь по двору босиком и материшься как сапожник. Я все ей расскажу, лопнуло мое терпение».
Папа моргает глазами.
– Кто матерился? Когда? Я сегодня с утра не матерился.
Надевает новые тапки и начинает передо мной маршировать.
– Максим, ты знаешь, ты это, встретишь – женись на ней. Она хорошая.
24 ноября 2016 г.
Немилосердно ржу второй час.
– Да что ж это такое, одно и то же в газетах пишут, я это вчера читал!
– Папа, это вчерашняя газета.
25