Юрий Иванович Селезнев

В мире Достоевского. Слово живое и мертвое


Скачать книгу

более двух столетий… Но обратимся и к такому поэтическому ряду:

      Не буря соколов занесла через поля широкие – галицкое войско несется к Дону Великому!

(«Слово о полку Игореве», XVII в.)

      Не ветра шумят холодные,

      Не пески бегут зыбучие, —

      Снова горе подымается,

      Словно злая туча черная…

(Народная песня, XII в.)

      Не стая воронов слеталась

      На груды тлеющих костей,

      За Волгой, ночью, вкруг огней

      Удалых шайка собиралась.

(Пушкин, 1-я треть XIX в.)

      Не ветер, вея с высоты,

      Листов коснулся ночью лунной;

      Моей души коснулась ты…

(Л. К. Толстой, 2-я пол. XIX в.)

      Не обгорят рябиновые кисти,

      От желтизны не пропадет трава.

      Как дерево роняет тихо листья,

      Так я роняю грустные слова.

(С. Есенин, 1-я четверть XX в.)

      Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит,

      Играя в окне и горя…

(II. Рубцов, 2-я пол. XX в.)

      Не правда ли, каждый из этих отрывков художественно индивидуален? Не менее очевидно и творческое своеобразие каждого из их создателей. Но вместе с тем мы наблюдаем и удивительную, присущую всем им внутреннюю общность, характеризующую поэтический образ мира русской поэзии в целом. Такая устойчивая, но, конечно, далеко не единственная черта, как параллелизм мира природы и мира человека, как видим, «сопутствует» ей на протяжении, по крайней мере, семи столетий. Но если учесть, что уже и для автора «Слова о полку Игореве» этот поэтический «прием» не столько индивидуален, сколько глубоко традиционен, то, может быть, и не будет столь уж фантастично отнести истоки такого видения мира к тому же IV тысячелетию до н. э., к которому восходят и первые известные нам изображения упомянутого выше орнаментального рисунка. И, может быть, прежде чем говорить о консервативности или даже косности мышления, отраженной в этой шеститысячелетней традиции, стоило бы понять смысл и самого образа, и столь удивительной его сохранности.

      Четырехугольник, пересеченный крест-накрест, не случайное «украшение», но идеограмма поля с точками-семенами. Это один из важнейших отличительных знаков древней земледельческой культуры, сложившейся еще в эпоху энеолита и явившейся истоком дальнейшего развития таких культур, как древнеиндийская, древнеиранская, древнегреческая, древнеславянская… Это был не просто случайный рисунок, но именно знак определенной культуры, с ее особыми представлениями о мире. Он как бы вобрал в себя наиболее глубинные черты народного бытия. Об этом говорит множество фактов. Так, белорусская этнография XIX века, например, свидетельствует: «Когда строился дом, то предварительно на земле чертился такой знак, а затем глава семьи отправлялся на четыре поля, окружавшие усадьбу, и с каждого приносил на голове камень, который и клал в центре каждого поля квадрата». Каждый из этих камней и становился краеугольным основанием дома. Не в те ли времена, в которые уходит традиция, сложилась поговорка «Не красна изба углами, а красна пирогами»