Он пытался встать в позу человека, оскорбленного на пустом месте и замолчать подробности трат. Только он не учел того, что Джен уже так себя накрутила, что уйти от ответа никому не позволит. И ему пришлось признаться, что в последний год он иногда захаживает в «Лафарг», сыграть партию в триктрак[6]. Значит, не лошади, не наркотики, и не проститутки, перевела дыхание Джен. Хотя, азартные игры… тоже не здорово. Надо выяснить подробности и подумать о выселении этого великовозрастного лоботряса к матушке.
– Другими словами, ты пристрастился просаживать деньги в кости вместе с богачами нашего города.
– Это не кости! Это благородная игра! Даже епископ кембрезийский Витольд не брезгует таким времяпрепровождением!
– Так у епископа, поди, достаточно собственных средств, чтоб не проигрывать чужие. А то, что мы не поедем в этом году отдыхать из-за твоих проигрышей, это, по-твоему в порядке вещей?
Юбер поклялся, что совершенно не хотел, чтоб так вышло, и что он уже настолько овладел стратегией действий, что теперь чаще выигрывает, а, значит, скоро сможет раздобыть нужную сумму на их поездку к морю, и не просто в Онар-сюр-Мер, а устроит жене второй медовый месяц на куда более фешенебельном курорте, например, в Шалиньи. Только… и тут его голос принял поистине медовое звучание, а руки, поглаживающие плечи Джен обрели повышенную нежность… он просит его понять… ему жизненно необходимо прямо сейчас немного денег, чтоб он мог расплатиться в «Лафарге» с долгами, и использовать их для дальнейших ставок.
– Сколько?
– Ну… три тысячи.
Чего он явно не рассчитывал услышать от жены, так это четкого «нет».
– Но как же… мне же надо… долг чести…
– Ты можешь попросить их у своей матушки. А у меня пропало всякое желание не просто тебя содержать, а еще платить бешеные деньги за твои развлечения. И за твою честь.
– Матушка не поймет…
– Я тем более не пойму. Все, Юбер, разговор окончен, ты переселяешься к маме, а я иду выяснять у отца Марселя, что думает церковь по поводу разводов.
Переселяться Юбер не хотел. Он испробовал все: и попытку перенести разговор в спальню, причем был крайне удивлен жестким отпором жены. И попытку заявить о том, что он не намерен уходить из собственного дома, на что Джен напомнила, что его дом – над лавкой Дюмушелей, а брачный контракт не позволяет ему претендовать на ее имущество. И угрозой устроить скандал, на что Джен пообещала сделать достоянием всего города его неприглядное поведение. А уж когда он пригрозил (видимо в качестве последнего аргумента) выпороть непокорную супругу, она просто послала старую Мари-Луиз за стражей. И легла спать только после того, как Юбер был выдворен из дому, а обе двери, и парадная, и задняя надежно заперты на массивные щеколды.
После этого у супругов началась позиционная война. Строго говоря, это были скорее атаки. Юбер каждую свободную минуту проводил в кофейне и норовил вести себя с Джен то как